И у меня была я.
Мне потребовалось два дня, чтобы добраться до Колорадо, хотя, на самом деле, можно было бы уложиться всего за один, потратив около десяти часов. Но ни Грей, ни Лэш, ни Фредди не позволили мне это сделать, потому что не хотели, чтобы я устала. Я объяснила, что мы с Кейси разъезжали десять долгих лет, и теперь я была крутой бывшей танцовщицей из Вегаса, достаточно крепкой, чтобы протащить свою задницу через два штата за десять часов. Для них это явно не стало достаточным аргументом, поскольку ни один из троих не верил в мою крутизну или крепость, поэтому в первый день Грей установил лимит по езде не более семи часов в дороге.
Меня убивало, что я сидела в отеле всего в трех часах езды от Грея, но увидела в этом плюсы, хотя это были не те же плюсы, что видел Грей.
Мои плюсы заключались в том, что на следующий день, спустя три часа в дороге, я добралась до Грея свежей и отдохнувшей. Не говоря уже о том, что перед отъездом у меня было время прихорошиться, и за те часы, проведенные в машине в летнюю жару, я не успела растерять своей привлекательности.
Очевидно, я ехала с опущенным верхом. У меня был шикарный кабриолет, на дворе стояло лето, и я была бы сумасшедшей, если бы не сделала этого.
Итак, прошло два дня.
Но всепоглощающее волнение от возвращения к Грею, смешанное с грустью от расставания с Лэшем, Брутом и моей жизнью, теперь сменилось паникой.
Семь лет назад мы провели вместе два с половиной месяца. Ему было двадцать пять, почти двадцать шесть. Мне — двадцать два. Мы были молоды. Наши отношения быстро вспыхнули и ярко разгорелись, но мы не жили вместе.
И за это время многое произошло.
Я беспокоилась, что совершаю ужасную ошибку. Беспокоилась, что, в конце концов, крутая, твердая, как сталь, бывшая танцовщица из Вегаса, которой я стала (неважно, что каждый раз, говоря это Грею, Лэшу или Бруту, они смеялись до слез), проявится, и она ему не понравится. Беспокоилась, что мы не поладим.
Беспокоилась обо всем.
И вот теперь я была на месте.
Черт.
Я видела его фермерский дом, как Грей вышел из двери. Направился через крыльцо еще до того, как я подъехала ближе. К тому времени, как я остановила машину, он уже спустился по ступенькам и ждал меня.
Нет, в нем ничего не изменилось, хотя прошло всего три с половиной недели. Выцветшие джинсы, обтягивающая темно-синяя футболка, — красота с головы до ног.
Боже, я надеялась, что не разочарую его.
Я припарковалась сразу за крыльцом, чтобы не блокировать его грузовик (и у него был тот же грузовик, чему я одновременно испугалась и обрадовалась). Я едва успела выключить зажигание, как Грей уже стоял у моей дверцы.
Я отстегнула ремень безопасности, повернулась к нему, вскинув голову, и нервно улыбнулась.
Да, ничего не изменилось. Абсолютная красота, даже сквозь солнцезащитные очки.
— Привет, — прошептала я.
Потом взвизгнула.
Потому что Грей перегнулся через дверцу и вытащил меня из кабриолета. Затем я снова взвизгнула, когда он перебросил меня через плечо. Длинными, быстрыми шагами он обогнул мою машину и направился к крыльцу.
Я вцепилась в его талию и закричала:
— Грей!
Он продолжал быстро подниматься по ступенькам крыльца, пересекая его.
— Грей! Отпусти меня! — рявкнула я.
Он не отпустил. Продолжал идти по дому, к лестнице, бормоча:
— Господи, с открытым верхом, ты, наверное, получила ожоги третьей степени.
— Грей, я прожила в Вегасе семь лет, — заявила я его пояснице, свисая вниз головой. — У меня есть солнцезащитный крем.
Он проигнорировал мои слова и продолжал бормотать:
— У моей девочки фиолетовая машина.
— Это тирианский серый, — заявила я, хотя это было официальное название цвета, он все равно был фиолетовым.
— Плевать, — все бормотал он, поднимаясь по лестнице.
Поднимаясь по лестнице.
А значит, наверх.
В его комнату.
У меня пересохло во рту.
Поднявшись наверх, мы проследовали по коридору в его комнату, пересекли ее, и я полетела по воздуху, приземлившись на спину на его кровать.
Я приподнялась на локтях, уже тяжело дыша от возбуждения. Подняла руку и сняла солнечные очки. Уставилась на него, стоящего у кровати и разглядывающего меня.
Грей скользнул глазами вниз по моему телу (симпатичный, обтягивающий черный сарафан с завязками на шее застегивался спереди на пуговицы и потрясающие черные босоножки на высоких каблуках).