А развод с Сесилией уничтожил его.
Теперь он нашел единственную работу, которую мог найти.
В Нью-Гэмпшире.
А это было очень, очень далеко.
Слава Богу.
Грей усмехнулся.
— Это охрененно отличный свадебный подарок.
— Да, — тихо сказала я.
Он убрал руку от лошади и всем телом развернулся ко мне.
— Айви, иди сюда.
Я не колебалась.
Погладив напоследок Ансвера, пошла к Грею.
Он смотрел, как я двигаюсь.
Когда я добралась до него, Грей обнял меня свободной рукой и притянул ближе. Опустил голову, наклонив ее вбок, а я наклонила свою в другую сторону, и, поскольку мы много в этом практиковались, козырьки наших бейсболок не врезались друг в друга, когда Грей подарил мне долгий, влажный поцелуй.
А также благодаря большой практике, он смог проникнуть рукой в перчатке мне под шорты и в трусики, обхватив мой зад.
Как обычно, это было потрясающе.
Когда он поднял голову, я тихо спросила:
— Милый, хочешь пообедать?
— Да, куколка, — ответил он, и я улыбнулась.
Он улыбнулся в ответ.
Затем вынул руку из моих шорт и повернулся обратно к лошади.
Я направилась к дверям, но на ходу почувствовала на себе его взгляд, поэтому остановилась и обернулась.
Да, я была права. Глаза моего мужчины были прикованы ко мне.
— Ладно, когда ты уходишь от меня, я смотрю на твою задницу, — заявила я. – А на что смотришь ты, когда я ухожу от тебя?
— На самую красивую женщину, какую я когда-либо видел.
Мое сердце подпрыгнуло, в животе разлилось тепло, и я улыбнулась.
Очень хороший ответ.
Поэтому, все еще улыбаясь, я повернулась и вышла из конюшни, направляясь в дом, чтобы приготовить своему мужчине обед.
*****
Два дня спустя…
Держа под руку Лэша, а в другой руке — огромный букет мелких ромашек, вперемешку с большими, красивыми белыми бутонами роз, мои глаза были прикованы к дверям перед нами, которые вели в церковь.
— Нервничаешь, детка? — услышала я Лэша, и посмотрела на его красивое лицо и сказочный смокинг.
— Нет, — честно ответила я.
Он ухмыльнулся.
Я прильнула к его боку.
Его улыбка исчезла, а глаза потеплели.
— Я люблю тебя, Айви которая-скоро-станет-Коди.
— Я тоже люблю тебя, Лэш, мой потрясающий бывший-липовый-парень.
Он расхохотался.
Я тоже.
Заиграла музыка, затем Стейси, Честити, Мэйси и Джейни в своих великолепных желтых платьях прошествовали по проходу перед нами с Лэшем.
Зазвучал свадебный марш.
Все еще улыбаясь, я шла в потрясающих дизайнерских туфлях на высоких каблуках и невероятно дорогом, изысканном свадебном платье под руку с моим бывшим липовым парнем, который заплатил за то и другое, прямо к моему ожидающему, невероятно великолепному мачо-ковбою с ранчо.
*****
Три часа спустя…
Я двигалась под медленную песню по деревянному настилу, установленному на газоне в качестве танцпола. Одной рукой я обнимала широкие плечи красивого мужчины, другая была в его руке, и он прижимал ее к своей груди.
Он покачивался в такт ритму, а я следовала за ним, и мы танцевали, прильнув щека к щеке.
Мы не разговаривали.
Нам не нужно было ничего говорить.
Потому что я без слов знала, что Брут меня любит.
И потому, что Брут знал, что я чувствую к нему то же самое.
*****
Семь часов спустя, отель «Браун-Палас», Денвер…
Я почувствовала, как дыхание Грея на моей шее выровнялось, как и мое.
Он не шевелился.
Я тоже.
Мои ноги крепко обхватывали его бедра, наши пальцы переплелись, он удерживал мои руки у меня за головой, вдавливая их в подушки.
Мы пролежали так долгое время, он и я.
Мистер и миссис Коди.
*****
Шесть с половиной месяцев спустя…
Играла рождественская музыка, горела свеча с ароматом лаврового листа и розмарина, я месила тесто для печенья и услышала, как мой отец пробормотал рядом:
— Что б меня, я могу выдавить чертову рождественскую елку.
Я посмотрела на поднос, наполовину заполненный песочным печеньем зеленоватого оттенка, в форме идеальных рождественских елок, выдавленных из кондитерского мешка, затем вскинула голову и взглянула на отца.
— Ты мастер, — сказала я ему.
Он посмотрел на меня и улыбнулся своей широкой, дикой улыбкой.
— За пятьдесят семь лет на этой земле я узнал, что делать печенье — мое призвание.
— Бывают призвания и похуже, — ответила я.
— Так и есть, черт побери, — согласился он, а затем вернулся к рождественским елкам.
Хут Букер остался в Мустанге и устроился на работу в ночную смену в «Рамблер», чтобы Джейни, после многих лет, смогла от них отказаться. Он жил в комнате над баром, где раньше жила я. Он не зарабатывал кучу денег, не жил во дворце, но ему было все равно.