— Реально, братан, я ж не дебил.
На этот счет он ошибался.
— Мы закончили, — заявил Бадди и захлопнул телефон.
Затем взглянул в окно банка и ухмыльнулся.
*****
Шесть часов и тридцать шесть минут спустя...
Дверь в квартиру Бадди Шарпа открылась, и, волоча сумку и ухмыляясь, вошла Сесилия.
На лице Бадди не было улыбки, но внутренне он, черт возьми, ликовал.
— Ты обо всем позаботилась? — спросил он.
— Сразу же, как только увидела, что они уехали. Забрала все ее вещи. Много чего там, похоже, принадлежит Джейни: простыни, старый телевизор, всякое барахло. Это я оставила.
— Завтра скажешь своим подружкам разнести слух, будто они видели ее брата. Видели, как она с ним уходила. Поняла?
Сесилия кивнула.
— Они наготове, и мой двоюродный брат приедет в гости из Гранд-Джанкшн и расскажет, как его друзей развела в биллиард дерзкая блондинка с копной густых волос.
Именно тогда Бадди кивнул, а затем спросил:
— Ты забрала записку?
Ухмылка Сесилии стала шире; бросив сумку, она открыла сумочку, порылась в ней и достала сложенный листок бумаги.
Бадди забрал его у нее.
Он прочитал написанное, и его губы скривились в усмешке.
Подойдя к камину, он взял спичку, чиркнул, поднес к записке Айви, оставленной Грею, и та загорелась.
Бросив листок в камин, он смотрел, как он сгорает дотла.
Только тогда он улыбнулся.
Затем повернулся к Сесили, бросил ее на диван, стянул с нее одежду ровно настолько, чтобы обеспечить доступ к тем местам, которые ему были нужны, и начал трахать, хотя она даже еще не успела как следует возбудиться. С другой стороны, Сесилия была хреновой любовницей, никогда не расслаблялась, никогда не становилась достаточно мокрой.
А Бадди Шарпу никогда не приходило в голову, что это потому, что сам он не прилагал достаточно усилий, чтобы сделать ее мокрой или помочь расслабиться.
И все время, пока он вгонял член в Сесилию, он не открывал глаза.
Представляя себе вместо нее Айви.
Глава 18
В толще бетона
Два года, одиннадцать месяцев и одна неделя спустя…
Я смотрелась в зеркало над раковиной в ванной и видела это.
Суровость во взгляде, жесткие линии возле губ.
Я уставилась на них.
Затем убрала волосы с лица и собрала их в хвост.
Такое случалось часто. И даже спустя почти три года, все равно происходило. Воспоминания накрывали меня. Иногда я могла с ними справиться и все проходило терпимо. Иногда они причиняли адскую боль.
Но каждый год в этот день они убивали.
День рождения Грея.
Когда мне удалось сбежать от Кейси, я вернулась в Мустанг.
До этого я звонила раз пять, и всякий раз отвечала бабушка Мириам и бросала трубку. Я звонила ему и на мобильный, но номер больше не обслуживался. Я также дважды звонила в «Рамблер», и оба раза Джейни кидала трубку.
Я ничего не понимала.
Поэтому отправилась в Мустанг.
И проехала прямо через него.
Потому что, двигаясь через площадь, увидела, как по тротуару прогуливается Грей с симпатичной девушкой примерно моего возраста, он обхватил ее рукой за шею, притянул ближе, их лица находились очень близко, а его улыбка с ямочками на щеках была обращена ей.
Так что я поехала дальше.
Я отсутствовала три месяца.
Три.
И мне нашли замену.
На самом деле, я не должна была удивляться. До меня были Сесилия и Конни, Донна, Дебби, Нэнси, и еще Эмили.
За три месяца у меня не возникло ни единой причины для улыбки, кроме Грея. А он гулял по улице, обнимая хорошенькую девушку, и дарил ей свои ямочки.
Как я могла поверить, что он захочет меня? Кидалу в бильярд. Девственницу, которую до него никто никогда не целовал.
Чему тут удивляться?
Но я верила, и это тоже причиняло адскую боль.
Я чувствовала себя настолько опустошенной, что сердце разорвалось в клочья.
Признание этого меня убивало, но мой глупый, глупый брат оказался прав.
Я не должна была рисковать.
Теперь я поняла. Усвоила урок. Потребовались месяцы, чтобы просто научиться дышать, не боясь, что сердце разорвется на части от одного лишь вдоха. Но как только мне это удалось, когда рана затянулась, я приступила к работе. Слой за слоем, участок за участком, я возводила вокруг своего сердца бетонную стену. А рядом с ней еще одну. Затем еще. И еще. И еще. Пока сердце не утонуло в толще бетона.
Оказавшись на самом дне.
Никто больше не приблизится к нему.
Моя мать была шлюхой, сукой и неудачницей. Мужчины, которых она водила в наш дом, представляли опасность, но ей было на это насрать.