Юрка. Что за человек? О бабушке так волновался. А спички, деньги?.. Дедушка Леонтий сказал: «мальчонка». И бегает Юрка быстро, как заяц. Увёртливый. С Гришкой подружился. Что у них общего? Гришка в восьмой перешел, Юрка — в пятый. А Грила тёмный ребус. Не Грила, а настоящий горилла. Не то что батарею в подъезде, он и дом сломает... Может, правильно дедушка догадался, что Юрка-дурачок в карты проигрался? Грила и заставляет его вредить, даже в собственном подъезде.
Эта мысль показалась столь убедительной, что я уже не сомневалась: злодеи они оба — Грила и Юрка. Вот так история! Разволновавшись, я не заметила, что из магазина в эту минуту вышел спортивный, подтянутый Серёжа со своим рыжеватым, вьющимся чубом.
— Какая встреча! — неожиданно услышала я. — Телепатия! Анют, могу побожиться: секунду назад думал о тебе.
Серёжа словно светился от радости. Даже крокодил с раскрытой пастью, что грозил с его белой майки острыми клыками, не мог меня обмануть: Серёжа очень рад встрече.
— Здравствуй, — сказала я. — Ты из магазина?
— Хлеба купил. Почти горячий.
— О, здорово! Тоже люблю горячий. — Конечно, и я не могла скрыть своей радости. — Обождёшь меня?
— Что за вопрос! Хоть до вечера! Вот здесь, у киоска буду. Прессу пока посмотрю.
Долго ждать Серёжу не заставила. Расплатилась, опустила в сумку тёплую буханку и — скорее к киоску. Увидев в его руках газету с заголовком «Коммерсантъ», уважительно спросила:
— Политикой интересуешься?
— Куда же без неё. Рынок, инвестиции, цены. Весь мир трясёт от нестабильности. — Говоря это, он стал похож на отца. — А ты читаешь прессу?
— Надо. Куда же без неё! — ответила ему в тон и раскрыла сумку. — Рекламная. Раньше и другие выписывали. Мама когда-то сама давала заметки в молодёжную газету. Вот какая она у меня — писательница.
— А ты не пробовала? По её-то стопам. Язык у тебя подвешен. Инициативная. С фантазией. Кто бы ещё придумал то грандиозное представление с канатоходцем! Могла бы, кстати, об этом и написать. Наверняка напечатали бы.
— Во-первых, я не умею. Не пробовала. Во-вторых, чего же сама буду писать? На это корреспонденты есть, репортёры там, операторы. В-третьих, придумала не я, а Дмитрий Звонарёв. Вот у него, действительно, фантазия! Водопад! В-четвёртых...
— У тебя сколько их: в-пятых, шестых?..
— В-четвёртых — было последнее. — Я вытянула руку, покрутила в запястье. — Нравится браслетка?
— У-у-у-у... — длинно протянул Серёжа. — Любая индианка позавидует. Произведение искусства!
— В семь рядков, пятьсот пятнадцать бисеринок. Видишь, по цвету подобраны.
— Презент на день рождения?
— Презент? — повторила я красивое слово. — Нет, сама себе подарила. Да такого в магазине и не увидишь. Средний рядок — красненький. Рубиновый.
— Как тот пион, — сказал Серёжа. — Ещё жив? Не выбросила?
— Что ты! Берегу! В расплавленный воск собираюсь окунуть. Чтобы на века.
— С тобой не соскучишься, — засмеялся Серёжа. — А я сейчас иду и думаю: обязательно позвоню. Твой номер на память выучил.
— Так долго учил? — не удержалась я от лёгкой иронии.
— На дачу ездили. А вчера в специализированный магазин ходил «Фототовары». Цветную плёнку купил. Обращаемую. Для слайдов. Она редко теперь бывает. Понимаешь, что это?
Я пожала плечами.
— Позитивное изображение получается. Не на карточку то есть, что в ателье делают, а на большой экран. Через проектор. Как в кино. Помнишь, смотрели?
— Такое не забудешь, стрельбы и трупов было полно.
— Зачем стрельба и трупы? Я же тебя стану фотографировать. Где-нибудь в парке, в красивом месте. Сядешь с цветами в руках, будешь улыбаться.
— Серёж, — печально сказала я, — ты слышал, что в нашем доме умерла бабушка Марья?
— Слышал. Там дверь пришлось вскрывать. С милицией и свидетелями, как положено.
— Она от голода умерла.
— Ну, не только от голода. Ей было очень много лет... Но всё равно, ужасно... Мы что, посидим? Или к дому пойдём?
— Где же тут сидеть?.. Пойдём домой.
— А я, правда, вот прямо сейчас собирался позвонить тебе. Можно бы в парк сходить. Там замечательные места есть. Пруд. Четыре белых лебедя плавают. Ивы на берегу. Для съёмки лучшего места не найти. Но сегодня... — Серёжа приподнял руку с часами. — Пожалуй, поздно. Вот завтра с утра... Ты не занята утром?
— Серёж, каникулы ведь. Дачи у нас нет. В лагерь теперь поехать — проблема.
— На цветной плёнке, при солнце — красота! Да на большом экране. Обалдеть! Нет, это надо видеть! Слайд есть слайд! Даже с видеокамерой такого эффекта не получается.
— А если тучи будут?
— Не будут! — тряхнул чубом Серёжа. — Не посмеют! А станут собираться — ты скажешь: «Тучи, тучи, прочь от солнца!» И уйдут. Стыдно же, просто грех обижать такую хорошую девочку.
— Серёж, ну зачем ты? Может быть, грех это — быть в такой день весёлым и счастливым. Я как подумаю: голодная лежала, руки скрестила на груди.
Серёжа нахмурил под чубом ровные, густые брови:
— Но и так ведь нельзя: будто мы не видим по телевизору, сколько беспризорных, несчастных, голодных, искалеченных. Бомбы рвутся, всякие террористы, убийства по заказу. А сколько беженцев, без кола, без двора, без пищи. И что ж, перестать улыбаться?
— Всё я вижу, Серёжа, но это где-то. Далеко. Не в нашем городе. А бабушка Марья здесь жила, на втором этаже. У неё даже корки хлеба не было. Пустой холодильник. И мне... вот честно, прямо стыдно—я оладушки как раз пекла. С мамой объедались. В сметану макали, с сахаром. Ну, разве не стыдно?
— Не согласен. Однозначно и категорически! — Серёжа энергично замотал головой. — Так, к сожалению, а скорее, к счастью, всегда было, есть и будет. Это закон жизни — здоровые и больные, бедные и богатые. Кто-то умирает, кто-то в эту же секунду родится. Вот плохо, что страна у нас бедная. В Америке, кто нуждается, получает пособие.
— И что, ждать, когда страна разбогатеет?
— Анют, ты классно сечёшь. Правильно. Нет другого выхода. А людей, конечно, жалко...
Мы уже подходили к дому.
— Так что, мы с тобой договорились? — спросил Серёжа и рукой чуть притронулся к моим волосам. — А для такого чуда, — добавил он голосом томным и ласковым, словно у рекламной девы в телевизоре, — фирма рекомендует превосходный шампунь «Wella».
Я была готова не на шутку обидеться:
— Серёжа, никуда с тобой я не пойду. Издеваешься.
— Аня, Анюта, Анюточка, ну прости. Больше не буду... Платье, кстати, лучше надеть какое-нибудь с цветами или в яркую клетку. Найдётся?.. Ох, какие же слайды выйдут!
Нет, с обидой ничего не получилось. Сказала, что есть голубое платье с белыми кружочками.
— Колоссально! Тогда лично распоряжусь, чтобы не было никаких туч, — сказал Серёжа. — Утром позвоню. Обязательно.
Я сделала сотни две лишних шагов: обошла дом с другой стороны. Почему-то не хотелось идти мимо подъезда с жёлтыми занавесками на втором этаже, где жила бабушка Марья, и... Возможно, и прав Серёжа: ведь кто-то в ту минуту и появился на свет... А погода... что ж, пусть она будет хорошая. Солнце, голубое небо — это же здорово.
МИНИСТР ФИНАНСОВ
Я сделала по меньшей мере три ошибки. Первая: не надо было заранее доставать голубое платье и гладить его. Вторая: не надо было мыть голову и расчёсывать волосы, которые, по словам Серёжи, достойны шампуня «Wella». И третья ошибка: надо было постучать по дереву, когда пожелала хорошей погоды. А я забыла, не постучала.