— Телек смотришь?
Я удивилась: по голосу не поняла, кто говорит, а ответить не успела — послышался щелчок. Значит, всё, разговор, трубку положили.
Хлопать глазами было некогда. Подсела к телевизору. Накопился экран. Сначала ничего не разобрала — какие-то горы, пики, расщелины. А потом человечка разглядела. Маленькая-маленькая фигурка, в руках — длинный шест. Осторожно переступает ногами. Тут и голос диктора пояснил: высота четыре тысячи футов, внизу — пропасть, скалы, утёсы. У меня защемило в груди. А когда диктор тревожным голосом сообщил, что канат начинает раскачиваться, я, кажется, и дышать перестала, не отрывая глаз, до тех пор, пока безумный смельчак дошёл до конца длинного натянутого каната и ухватил-за твёрдую опору. Я с огромным облегчением выдохнула.
Следом за этой передачей что-то другое стали показывать, музыкальное, и я выключила телевизор. С минуту сидела с закрытыми глазами, будто всё ещё видела крохотного человечка, который тихонько двигался над ужасающей бездной. Неожиданно, не размыкая век, я ощутила, что в комнате прибавилось света.
Так и было: стену с фотографией освещало солнце.
Стрелки на часах показывали начало одиннадцатого, я давно проснулась, позавтракала, успела пропылесосить кухню и почти всю комнату, и сердиться на Митьку почему-то не захотелось, пусть себе развлекается, если некуда девать время. Если только одно и может — на чужие окна пускать зайчики.
Я снова собралась включить пылесос, но тут во второй раз напомнил о себе телефон.
Теперь узнала голос — Митька. Да и как не узнать, если первым делом он спросил:
— Как моё солнышко у тебя поживает?
— Спасибо, — сказала я, не совсем представляя, что же ответить на такие слова.
— Видела передачу, как по канату он шёл, между горами?
— Видела. Ох, у меня чуть сердце не оборвалось.
— Да-а-а, — длинно вздохнул Митька.— Вот это парень!
— А может, где-нибудь внизу сетка была натянута?
— Не было никакой сетки. И парашюта не было. Он же объяснил, который вёл передачу. Там, в бездне, — скалы, трещины, провалы. Жуть...
— Ой, не надо. — Мне снова стало страшно, и я перевела разговор на другое: —Лучше скажи, откуда знаешь номер моего телефона?
— В справочнике напечатано: «Рогозин П.И.» Улица совпадает. Дом одиннадцать. Это твой отец?
Я нахмурилась и чуть было не опустила на рычаг трубку.
— Ты в моё окошко больше не свети.
От моего голоса Митька, похоже, сник.
— Почему? — помолчав, спросил он. — Разве плохо, когда солнышко в комнате? По-моему, наоборот.
— Дело, Митенька, не в этом... — «Вот дура, — подумала про себя, Ж зачем-то сказала «Митенька!» А он сразу повеселел:
— Всё понятно: солнце спать мешает.
— Ошибся. Может, ещё раньше тебя встаю.
— Ровно в шесть! И делаешь зарядку. Могу одолжить пластинку. Долгоиграющая. Аэробика. Музыка — ух, и на стуле не усидишь!
Я улыбнулась:
— Ладно, Митя, солнышко так солнышко. Разрешаю — свети.
— А хочешь, отросток лимона подарю? Вот кто любит свет! Утром, значит, от моего зеркала покормится, а днём у вас своего солнца хватает.
Разговаривать с Митькой было интересно.
— А ты подумал, какая жизнь у тебя начнётся?
— Хорошая жизнь.
— Совсем прекрасная! Вскакиваешь чуть свет, хватаешь своё зеркало и...
—... навожу зайчик на твой лимон!
— Вот-вот! Пять минут держишь, десять. А дальше? До самого обеда держать? Так, что ли, Звонарёв?
— Это верно, — тотчас согласился Митька, какой-то моторчик надо приделать. Или пружину. Чтобы и зеркало чуть-чуть поворачивалось... Придётся покумекать.
— Ошибаешься, Рогозина, не так. Зеркало у меня с бечёвкой, на гвозде закреплено. Не дрогнет.
— Ха-ха! Пойдёшь досыпать, а зайчик через минуту убежит. — Я решила блеснуть познаниями в небесной механике. — Ведь Земля-то вертится, и солнце всё время изменяет своё положение. Понимаешь?
— Это верно,— тотчас согласился Митька. — Да... Значит, какой-то моторчик надо приделать. Или пружинку. Чтоб и зеркало чуть-чуть поворачивалось... Придется покумекать.
— Что ж, Митя, кумекай, соображай. А я «Буран» пойду включать. Комнату и переднюю ещё надо пропылесосить.
— Анют, — сказал он, — а если чего придумаю, можно снова тебе позвонить?
— Ладно, — милостиво разрешила я и про себя подивилась, какой жалобный сделался у него голос.
Митька позвонил через два часа. А я, между прочим, ждала звонка. Даже заготовила первую фразу: «Поздравляю с великим изобретением!»
Эти бодрые слова и проговорила, подняв трубку.
Звонарёв был в ударе. Он обрадовался:
— Не великое, а гениальное! У бабушки выпросил верёвку. Новенькая, с бумажкой: «Пятьдесят метров»! До твоего балкона хватит.
— До моего балкона? — переспросила я. — А что, собираешься залезть на мой балкон? Ты же хотел зеркало поворачивать.
— Зеркало — это потом. Другое придумал. Такое!.. Все ахнут. Обалдеют.
— А чего особенного! — засмеялся отчаянный Митька. — В руках держу длинный шест. Для балансировки. Нормально.
— Сумасшедший! Тот фокусник, может, пять лет тренировался. И не мечтай. Никакой верёвки на своём балконе привязывать не собираюсь. Ничего себе, гениально придумал!
— Эх, не понимаешь...
— И понимать не хочу. Чтобы свалился на моих глазах?! Руки, ноги переломал?! Нет уж!
— Аня... Слышишь, Ань? — просительно сказал Митька.— Можно, на пять минут забегу к тебе?
— Ко мне?.. Ладно, — согласилась я. — Только верёвку свою оставь дома. Приходи. Подъезд знаешь. А квартира — 51.
Я положила трубку и посмотрела в зеркало. Оно висело тут же, в передней. Почему-то подумала, что три дня не мыла голову. А ведь собиралась помыть как раз сегодня. Уже не успею... Я пропустила пальцы сквозь свои длинные волосы. Может быть, косу заплести? Белый бант... Нет, лучше голубой. Не зря считается: блондинкам — голубое. Стоп! Да что это я, в самом деле? Он, похоже, с ума сошёл, а я — бант! Глупости! Спасибо, что в квартире чисто. Чуть не целый час пылесосила.
Я прошла в комнату, к окну с балконом, и тут же на дорожке, возле клёна, увидела Митьку. Спешит. А в руке?.. Так и есть, моток верёвки. Всё-таки взял! Ну, Митька! Ну, заяц, артист-фокусник! Я откинула волосы за спину и прошла в переднюю — встречать гостя...
А через три дня на раскидистом клёне приколотое кнопками висело красочное объявление:
Смертельный номер!!!
Канатоходец над бездной!
Приглашаем всех, у кого железные нервы.
Только один раз. Завтра, в субботу, в 12-00.
Вход бесплатный.
О главном деле (о верёвке) мы позаботились ещё накануне. Сделать это было не очень трудно. Я смотала с катушки синюю нитку, ту самую, которой недавно зашивала Серёжину майку, и конец её с грузиком свесила до земли. А Митька со своего балкона спустил длинную-предлинную рыболовную жилку. Нам повезло — клён рос немного в стороне, да и тополь, вымахавший аж до седьмого этажа, не был помехой. Внизу Митька связал концы в узел, и я снова намотала нитку на катушку. Так наши балконы и соединила прямая, как лучик, прозрачная жилка.
Верёвку тянули уже в темноте. И без света прекрасно управились. Жилку я наматывала до тех пор, пока не приползла наконец и сама верёвка. Я обрадовалась и быстренько набрала Митькин номер телефона.
— Великий канатоходец, — доложила торжественным голосом, — трасса готова!