Я, наверное, немножко покраснела. Спросила, будто даже изумилась:
— Неужели видишь?! Так далеко.
— Сначала не видел, а зайчик настроил — розовое и засветилось.
— Это пион, — сказала я. — В хрустальной вазе стоит.
От кого цветок, я уточнять не стала. А Митя не спросил.
Но какой, действительно, мастер! Всё-таки изобрёл этот хитрый механизм! Пять минут прошло, десять — солнце продолжало светить в моё окно. Хотя чуть-чуть сдвинулось, теперь стала хорошо видна фотография на стене. Я, мама и отец. На море. Я не всё помню, маленькая была. Поэтому отцу нисколечко и не тяжело держать меня на плечах. Даже рад, улыбается. Белые зубы блестят. Отчего же ушёл от нас? Из-за того, что другую женщину полюбил? Мне обидно. Но маме-то ещё больше. Странно только: снимок не спрятала, не порвала, наоборот — на стену повесила. В рамочке. Вот Настя Козырева (мы за одной партой сидели), у неё тоже отца нет, тоже ушёл из дома. Так её мама сожгла все фотографии, а одну, с выколотыми глазами, послала ему в письме. Настя, когда рассказывала, сделалась вся бледная, кулаки сжала и добавила в конце: «Так ему и надо! Пусть всегда помнит, пусть ослепнет!» Я промолчала, не знала, что сказать, но мне это не понравилось: взять и проткнуть иголкой глаза. Всё-таки он отец, может, и сейчас любит её…
Ещё с полчаса зайчик от Витькиного зеркала глядел в моё окошко и освещал фотографию. Наверное, из-за этого на душе у меня было смурно, печально, не хотелось выходить из комнаты, даже спускаться на лифте и любоваться чистым потолком.
А мама с работы пришла в хорошем настроении — наконец-то выдали сразу за два месяца зарплату. Она купила продуктов, моего любимого шоколадного масла и килограмм клубники. И ещё весёлым голосом сообщила о совершенно удивительном происшествии: на потолке, перед лифтом, куда-то исчезла чёрная безобразная мазня.
— Просто чудеса! И главное, никто не слышал, не видел. Не иначе, сам негодник втихаря постарался замазать. Видно, совесть проснулась.
У меня хватило сил сдержать радость. А вот не сказать про цветок пиона я не смогла.
— За вазу, мамочка, ты не ругай, очень уж цветок красивый. Это Серёжа мне подарил. Зорькин. У них машина, синяя «Вольво». Видела?
— Зорькины? — мама с интересом посмотрела на меня. — Анютка, не узнаю тебя. Серёжа цветок дарит, Митя солнечные зайчики в окно пускает. Чем привораживаешь?
— Это я привораживаю? Да ты что! И не думала. Они сами…
— А волосы зачем по плечам распустила?
— Косу заплести? — покорно спросила я.
— Можешь две косички. С бантиками. Очень хорошо — девочка с бантиками.
После ужина ели из большой тарелки клубнику. В моей комнате сидели. У стола. На нас смотрел пышно распустившийся пион. И те трое смотрели, с фотографии в рамочке.
Я откусила половинку ягоды и спросила, немного волнуясь:
— Ты не сердишься на него? — кивнула на фотографию.
Мама поняла и вопросу, кажется, не удивилась.
— Всё правильно: ты когда-то должна была поинтересоваться. Да, было, дочка, сердилась, плакала. А сейчас — нет.
Я рассказала о Насте, которая мечтает, чтоб отец ослеп.
— Глупо, — вздохнула мама. — В том, что у нас с Павлом тогда произошло, видимо, больше я виновата. То ли не умела любить. То ли не ценила. Наверное, не всё в нём понимала. Он — человек увлекающийся, с фантазией. Начнет что-то мастерить — не оторвешь. Или ещё что придумает. О таком говорят — творческий. Не одними бытовыми делами занят. А мне бывало обидно. Потом я много думала, анализировала. Но было уже поздно. Так кого винить? Хорошо, что сообразила — не стала ни его, ни себя позорить, никому не жаловалась. Потому и отношения человеческие сохранились, иногда письма присылает. И деньгами всё же помогает. Значит, помнит. О тебе всегда спрашивает.
В глазах защипало. Я прижалась к маме. Она погладила меня по голове и протянула ягоду:
— Возьми-ка эту. Самая вкусная.
Деньги с неба
Я проснулась от света. Опять Митенька старается — свою солнечную машину подключил. Теперь надо будет с вечера шторы задёргивать. От его зайчика, а лучше сказать, огромного зайца в комнате раза в два светлей делается.
На этот раз шторой загораживаться не стала. Подняла глаза: прямо над головой — фотография. Сразу вспомнила маму, и очень захотелось её увидеть. На работу ещё не ушла, вот что-то стукнуло в кухне.
— Сонюшка-засонюшка встала, — встретила она меня ласковым голосом, словно и сама помнила и думала о вечернем разговоре.
— Если встала, то не сонюшка, — сказала я и обняла маму.