- А тебе твоя жизнь не мила?
- Почему не мила. Она хорошо, устроена. И я всем довольна. И преподавать я люблю. И получается у меня. Все, в конечном итоге случилось так, как должно было случиться. Наверное.
- То есть ты просто решила поглумиться?
- И поглумиться, и выплеснуть яд. Всегда полезно. А то еще язык прикусишь – и сдохнешь в муках.
- В нашем семейном случае всегда есть такой шанс, - не стала спорить бабушка.
- А то. – Ирина выглянула на балкон, холодина какая! – Поцеловала морщинистую щеку. – Я ушла.
- Давай, детка.
- Моя бабушка курит трубку, - промурлыкала она, с любовью глядя на даму с повадками английской королевы и беломориной в зубах. – Джес, гулять.
Стафордширская терьериха, дурында, собака-улыбака и личное лекарство от плохого настроения и дурных мыслей, зашкрябала и загрохотала навстречу. Звуки были такие, как будто в коридоре выгуливались тиранозавры. Стаей причем.
- Пошли, - вздохнула Ирина. Погода шептала. Ну, ничего. Лыжный костюм, капюшон во все лицо. И вперед. К тому же им было недалеко.
Три высоких лестничных пролета, тяжелая входная дверь. И она вываливается в метель под «Он придет, он будет добрый, ласковый, ветеер перемен…» В проезжающей мимо машине. Угадаем, в чьем исполнении? Увы, «Крещендо». Довольно. Хватит с нее воспоминаний. Они делают слабыми, напоминают о глупости. Восхитительной, упоительной, которую она бы, без сомнения, повторила бы. Прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает.
Снег заметал город, укутывал серость неба и желтизну домов, обещал что-то сказочное, невероятное. Но люди, кутаясь в шарфы, глядя только себе под ноги, совершенно не хотели этого замечать. Не хотели верить в чудо. И поэтому оно и не происходило, обижалось и исчезало за стеной снега.
Ирина подняла голову вверх. И улыбнулась:
- Ну, привет.
Джесс тоже запрокинула лобастую башку наверх. Особо крупная и дерзкая снежинка нахально спикировала ей на нос. И собака чихнула недовольно.
- Вперед.
Глава четвертая
Никогда не думал, что плохое настроение можно испортить
(С)
- Лева в мраке, - позвонил Олесе Артур. – Слушай, это как-то даже для него странно.
- Он там не простывший? – спросила руководитель проекта, ощущая себя, скорее, даже не классной руководительницей подростков, а воспитательницей в детском саду.
- Нет, - озадаченно ответил тенор. – Это было бы катастрофой. А что – должен был?
- Да как сказать, - не стала она сдавать Леву товарищам. – Как слетали в Омск?
- Отлично, - было слышно, как Артур улыбается. – Отработали. Теперь Питер на подходе.
И вот кто его знает почему, но Олеся рванула в Подмосковье, на репетиционную базу «Крещендо». Да здравствуют сапсаны, в которых она поселилась и уже научилась спать. И их завуч, что составила такое расписание, что Олеся могла себе это позволить без отрыва от учебного процесса.
На репетиции поймала себя на том, что улыбается. Парни, Евгений, Маша с камерой. Уже как-то по-родному. Так, что тепло на сердце становится. Только Лева все отвлекался, посматривая на телефон. Даже лютовал не в своем обычном объеме, от чего все нервничали.
Когда все допели и стали разбредаться по своим делам и домам, то Лева остался в гостиной. Инна Львовна сказала, что баритон в последнее время ночевал не дома, а на базе. Что, как Олеся знала по личному опыту, являлось для музыкантов показателем депрессии, неустроенности и какого-то жизненного краха.
Она зашла и обнаружила Льва в кресле, сосредоточенного листающего свой телефон. Лоб прорезали поперечные морщины. Олеся взглянула на него вопросительно, но мужчина не обратил на это внимания. Где-то он был не здесь. Потом раздраженно отшвырнул телефон. Встал и прошелся.
«Ладно, я не вовремя», - подумала она. И стала тихо отступать в столовую, где Инна Львовна приготовила ужин – и никакой выпечки! – от которой уже стонали все.
- Слушай, если бы я писал книгу, я бы назвал ее «Ощути себя идиотом», - проговорил вдруг Лев.
«И если этот книги писать вздумает – все окончится катастрофой», - подумала Олеся, а вслух осторожно спросила:
- Это история связана с твоей поездкой в Питер?
- С поездкой в Питер, с поисками дурацкой улицы с дурацким названием. С дамой, ее собачкой и бабушка, - Лев рухнул в кресло, запустил длинные пальцы в волосы. – И вообще, вы, женщины, это просто кошмар!
- Да ты что! – Олеся уселась в кресло напротив, радуясь, что несмотря на ворчание мужа, приехала сюда.
- Кошмар-кошмар. Все эти брови, ресницы, волосы. Вот скажи, с чего, а?
«Любопытно загон у Левы пошел, - подумала она и стала наблюдать за расстроенным и разгневанным музыкантом с любопытством ученого, тыкающего палочкой в замысловатую козявку. – Брови и ресницы ему чем не угодили?»