Я все еще надеялась, что кто-нибудь засобирается домой, и на такси удастся сэкономить. Машин брат, Ярослав, который здесь с женой и детьми, сказал, что через полчаса планирует ехать. Вот и славно. Захожу за стену позвонить сестре, предупредить, чтоб не укладывала Иришку, что скоро буду. Уже набираю номер, как слышу разговор:
- Ник, а кто это такая в светлых брюках? – спрашивает москвич, судя по всему, Машиного Никиту.
- Какая? – басит тот.
- Ну та, что в чужие разговоры любит влезать?
Ёлки! Это обо мне что ли?
- Да это подруга Машкина, Дашка, - небрежно отвечает Никита.
- Это я понял уже, а вообще?
Слышу, Никита удивленно кряхтит. Не дышу, боюсь пропустить что-нибудь интересное.
- Ну… В газете работает. Ребенок у нее, 3 года, разведенка…
- Ааа ну все понятно… От такой любой мужик сбежит, и ребенок не удержит.
Чуть телефон не уронила. Такое ощущение, что меня сейчас облили кипятком.
Проглотив ком в горле, гордо выхожу из-за стены.
- А от такого, как вы, и ребенка-то никто не родит, - говорю, глядя как можно более высокомерно, и быстрее прохожу мимо, чтоб никто не видел слез.
Меня можете как хотите грязью поливать, а вот ребенка не троньте. Иду по дорожке, сама не знаю куда, лишь бы подальше, и дышу, дышу глубоко. Не дождетесь! Слезы свои я выплакала, еще когда была беременной и в первый год после рождения Иришки. А теперь не дождетесь!
Догоняю гуляющих по дорожке Машкиных соседей, приятных супругов примерно лет сорока. Они любят поболтать, а мне сейчас только это и нужно.
- Даша, а с кем оставила дочку? – спрашивают они.
Потом переключаемся на их детей, на житейские проблемы. Почти не слышу сначала, о чем они говорят, но смеюсь, шучу. Притворяться я умею. Когда возвращаемся к домику, где под навесом народ выплясывает под «Маму Любу», я почти успокоилась.
Подхожу к Ярославу, спрашиваю, когда едем, а он мне вдруг выдает, что они решили остаться здесь с ночевкой. Это ж надо так подвели меня! Теперь пока вызову машину, пока она приедет в эту даль…
- Ты что, уже домой? – спрашивает Маша. – Рано ведь еще. Дочка с сестрой побудет, ничего с ней не случится, а у нас еще фейерверк…
Да, думаю, твои дети с бабушками, что тебе переживать. А я эту гулянку на ребенка не променяю.
- Маш, еще раз с днем рожденья, - говорю, обнимая ее, - Но мне пора. Подскажи номер такси, чтоб приехали побыстрее.
Она уже роется в телефоне, как сзади слышу:
- Я могу подвезти.
Москвич? Он что, с дуба рухнул?
- Нет, спасибо, я на такси, - отвечаю резко и категорично.
- Сергей, ты что? Все веселье еще впереди, - растерялась Маша.
- Сереж, Даша прекрасно доберется на такси, - вторит ей Светка.
- Пока приедет машина, целый час пройдет, а я быстро отвезу девушку и вернусь.
Не слушая больше никаких уговоров, он подхватывает меня под руку и тянет к своей машине. Сказать, что я онемела, - ничего не сказать. Светка, выпучив глаза, бежит за нами на своих шпильках.
- Сереж, ну как же так…
Потом, видя, что он ее не слушает, смотрит на меня, типа: скажи, что не едешь!
Я, прихожу в себя и вырываю руку, грозно смотрю на него.
- Я же сказала, что сама доеду! – почти кричу, потому что не собираюсь 40 минут торчать с ним в одной машине.
- Да мне не трудно, - очень вежливо отвечает он, глядя на меня с высоты своего роста и продолжая подталкивать к машине. Потом оборачивается к Светке, подмигивает.
– Свет, я туда – обратно. Мигом.
Та смотрит на меня уничтожающим взглядом, потом надевает на лицо кокетливую улыбку и томно мурлычет:
- Сереж, я жду.
Он кивает, садится в машину, и мы едем. С ума сойти!
Сначала оба молчим. Я смотрю в окно на темнеющий горизонт и считаю в уме, во сколько мы будем в городе и во сколько смогу забрать Иришку.
- Я хотел извиниться, - москвич поворачивает голову в мою сторону.
Ну как я только позволила затолкать себя в эту машину!
- Вы тоже меня извините, - буркнула, стараясь, чтобы голос звучал ровно и равнодушно.
- Вам не за что, - говорит он, выкручивая руль на повороте. – Вы все сказали правильно.
Ну надо же! Умеет извиняться. Только мне от этого еще хуже: не выношу, когда просят прощения или жалеют. Чувствую себя слабой. А мне слабой быть нельзя.
- Так куда мы едем? – спрашивает после неловкого молчания.