-- Дорогой мой, у меня к вам просьба. Большая просьба. Просьба своя, личная. Просьба вашей семьи и просьбы вашего прихода. Просьба, наконец, всей церкви. Молю вас: возьмите себя в руки. Пожалейте и вашу жену-страдалицу, ваших бедных малюток-детей. Как им жить, расти? Как они будут смотреть на отца? Пожалейте ваших духовных детей, прихожан. Тысяча душ живых на вашем попечении. Как вы их поведете к Богу? Пожалейте Церковь Христову, которая доверилась вам; вручила вам такое высокое служение. Скажете: трудно, -- просите помощи у Бога. Невозможное человеку возможно Богу.
Пошли в церковь и пробыли там почти с утра до обеда. Что они там делали: молились ли, говорили, -- неизвестно, только "больной" навсегда выздоровел и сделался образцовым пастырем.
Подобные или в этом роде случае повторялись постоянно. Консистория начнет дело, затем следствие, а преосвященный Иоаким или вызовет к себе, или, еще чаще, сам приедет и уладит все, примирить, образумит.
В консистории говорили:
-- Ваше Преосвященство, так нельзя. Вы распустите всю епархию. Нужна спасительная строгость.
-- Строгость спасительною быть не может. Спасение всему роду человеческому дано не строгостью, а любовью. "Бог есть любовь", -- сказано у апостола Иоанна, а не: "Бог есть строгость". Потом помните еще, что "Сын Человеческий пришел не погубить, а оживить". Надо не карать, а вразумлять.
-- Не в своем уме человек, -- сердились консисторские.
Преосвященный Иоаким стоял, однако, на своем. Он что более вглядывался в жизнь и деятельность своего духовенства, даже в самых печальных случаях, то сильнее убеждался, что сами по себе люди были ничего, часто даже очень и очень хорошие по душе, по задаткам, но эти задатки так и оставались задатками, гибли в зародыше.
-- Никакой нет подготовки к пастырству, -- сокрушался преосвященный. -- Семинария не достигает своей цели. И не думает о цели. Огородники огурцы и капусту умеют заготовлять впрок, а школа людей еще загодя обрекает на гниль.
Поняв духовную несостоятельность духовной семинарии, как рассадника пастырей, преосвященный Иоаким стал часто навещать семинарию. Ходил на уроки, посещал педагогические советы, оставался часами с воспитанниками в свободное у них время.
-- Что вы утруждаете себя, ваше преосвященство, -- говорил ректор, молодой монах, -- Не стоят наши мальчики вашего внимания.
-- Как не стоят? Они -- будущие пастыри, строители жизни, воспитатели народа, а вы говорите: "не стоят внимания". И это говорит ректор. Как же вы сама относитесь к своим воспитанникам? Какой вы воспитатель после этого?
-- Совсем полоумный человек! -- говорил за глаза ректор. -- Только развращает нам семинарию. Я уже писал об этом куда следует.
Писали и из консистории. И не беcследно. Не прошло и года, как к преосвященному Иоакиму проездом через его город завернули два случайных гостя. Один был крупный чиновник духовного ведомства, другой, его спутник, -- профессор-психиатр.
-- Ваше преосвященство, позвольте вам представить моего случайного знакомого. Столкнулись в дороге, едем в одну сторону, -- говорил чиновник, подходя под благословение. -Я много говорил о вашей редкой пастырской деятельности и он не хотел упустить удобного случая принять от вас благословение.
Преосвященный пригласил сесть. Начался разговор. Разговор какой-то странный. Ученый гость все расспрашивал владыку об отце, о матери: не выпивал ли отец, не было ли больных в роду?
-- Вы, ваше преосвященство, так много трудитесь. Не утомляет это вас? -- допрашивал все профессор. -- Не замечаете вы за собой повышенной нервности, чувствительности?
-- Какой он странный! -- думал преосвященный Иоаким. -- Что он, лечить меня, что ли, собирается?
Преосвященный был недалек от истины. Профессор лечить не собирался, но заехал не случайно. Он был привезен намеренно присланным чиновником.
-- Ну, что? Как ваше мнение? Ведь, правда, ненормален? Говорит, что чиновничество заело ведомство, что прежде, чем чистить паству, надо хорошенько почистить пастырство. Дико все это, -- закидал словами чиновник профессора, чуть только они вышли из подъезда преосвященного.
-- Как вам сказать? -- замялся психиатр. -- Странности, пожалуй, есть: мялся он как-то, глядел смущенно. И речи его, если хотите, странны: на ваши и вашего начальства не похожи. Но, тем не менее, сказать определенно пока я затрудняюсь. Надо выждать.
-- Что ж! Подождем. Над нами не каплет, -- равнодушно согласился чиновник.
Преосвященный Иоаким, однако, на старом месте не остался. Он неожиданно для самого себя получил другое назначение. На его работу с нового конца посмотрели не с того конца.