Я лежал и до полвторого ночи слушал музыку, потом подхватил свой воровской набор и направился к выходу. Уже взявшись за дверную ручку, я вспомнил, что не выключил радио; как только я потянулся к выключателю, диджей поставил песню Джеймса Брауна «Papaʼs Got a Brand New Bag».[8]
Я никак не мог понять, что подразумевается под «новенькой сумкой»: героин, мошонка или даже жизнь, но мелодия была чертовски заводная — так и тянуло потанцевать. Что я и сделал, начав скакать по квартире, раскачиваться из стороны в сторону и плавно скользить. Я то пришаркивал на манер кубинцев, то изображал четыре па безумного твиста вперемешку с фламенко, вертел задницей и под конец так крутанулся, что сам мистер Браун, король зажигательного танца, зааплодировал бы мне. Да уж, если сердце бьется, кровь должна бежать по жилам. Раскрасневшийся, с легким головокружением я выключил радио, погасил свет и выскочил на улицу.
Бары только-только начинали пустеть; я зашагал по улице Колумба в направлении Керни. Мне то и дело встречались матросики, насмотревшиеся шоу с голыми сиськами, попалась компания юных битников с только проступившим пушком на подбородках — по их виду можно было подумать, будто они ищут, где бы разжиться дурью. Мимо проехала патрульная машина, но я заставил себя шагать с самым беззаботным видом, на какой только был способен. Когда же машина скрылась за углом, я не смог удержаться от серии стремительных па в стиле буги-вуги, которыми завершил недавно изобретенный под Джеймса Брауна притоп с разворотом, на этот раз в двойном исполнении.
Вообще-то не в двойном, а в полуторном: после прыжка я приземлился прямо перед юной парочкой, которую сперва не заметил — они шли позади меня, — до смерти напугав их.
— Любите друг друга или умрите! — выкрикнул я излюбленную фразу Джона Сизонса, которую он обожал ни с того ни с сего проорать в самый разгар попойки. И провалиться мне на месте, если парочка не выпалила как один:
— Да, сэр!
Они порядком перетрусили, а это совсем не входило в мои планы. Я живо представил себе, как они останавливают первую же патрульную машину и дрожащими от страха голосами рассказывают, как какой-то псих вдруг возник будто из-под земли, грозясь убить их. Поэтому сказал:
— Да ладно вам, не напрягайтесь. Это всего-навсего строчка из стихотворения. Чистая поэзия, сечете? Ну, а крутанулся от избытка чувств. Прошу прощения, если напугал, я не нарочно — не слышал, как вы шли за мной.
Представляясь, я отвесил поклон девушке и протянул руку парню:
— Джек Керуак, — представился я.
— А мне всегда казалось, что вы выше, — заметила девушка.
Я готов был расцеловать ее.
— Это же вы написали «В дороге», — сказал ее спутник. — Классно!
Я немного поболтал с ними, наслаждаясь их благоговением, потом сообщил, что мне пора, надо разыскать Снайдера — утром мы вдвоем совершим восхождение на гору Шаста. Как только дойдем до вершины, каждый обратится к ветру с какой-нибудь речью, а после замолчим на целый год. Благослови Господи эти души — они захотели присоединиться!
Я уже повернулся, чтобы уйти, но девушка коснулась моего плеча, останавливая. Она сунула руку в карман и передала мне что-то маленькое, завернутое в фольгу.
— ЛСД, — тихо пояснила она. — Только принимайте по одной, не переборщите.
— Спасибо, — поблагодарил я. Мне не раз приходилось слышать об ЛСД, но штука эта не особенно занимала меня, так что я так ее и не попробовал. Мне хватило неприятностей с пейотом. Я подумал, что не слишком это умно — прибавлять к списку и без того неизбежных преступлений еще и употребление наркотиков, однако отказаться было бы попросту невежливо.
— Примите это в каком-нибудь красивом местечке, — посоветовала девушка. — Вам многое откроется, правда.
Ну что ж, я и впрямь стремился к тому, чтобы мне кое-что открылось, а раз так, почему бы и нет? Надо поддерживать в себе стремление к приключениям.