Я внимательно прислушивался, не прозвучит ли в его голосе нотка настороженности, не постарается ли он увильнуть, но он ответил прямо:
— Да. Я натолкнулся на нее в работах Хоффмана по грибковым поражениям зерновых культур.
— А сами когда-нибудь ее получали?
— Нет.
— А пробовали?
— Нет.
— И вам даже не было любопытно?
— По природе своей и из-за любви к прекрасному я довольно любопытен. Однако я обнаружил, что психотропные средства — они как кривые зеркала в комнате смеха. Обнажают, искажая.
— А вы предпочли бы комнату смеха с нормальными зеркалами?
Джошуа ненадолго задумался.
— Вообще-то меня скорее интересуют комнаты смеха без зеркал.
— Думаете, это все еще будет смешно? — я сам уловил в своем тоне фальшь и высокомерие.
— А иначе зачем бы мне этим интересоваться? — резковато ответил он и сердито развел руками. Один рукав доходил до середины предплечья, другой — до костяшек пальцев. Я промолчал, и он продолжил, немного смягчившись, но по-прежнему брюзгливо: — Незачем тыкать в меня палочкой, как в забившегося в щель краба. Если у вас есть ко мне дело, переходите прямо к нему; если есть вопрос — задавайте.
Дела у меня не было, зато вопросов — хоть отбавляй. Действие трех таблеток спида как раз достигло пика, так что я взял да и рассказал ему всю свою историю, как рассказываю сейчас тебе. Дорога и мой рассказ, неразделимые, несли меня все дальше и дальше, от Финикса к Таксону и вдаль по роковому и роковому шоссе. Джошуа был весь внимание и не вставлял ни слова, и это сперва нервировало меня, я торопился, боясь окончательно нагнать на него тоску. Но когда осознал, что он не мается со скуки, а наоборот, целиком поглощен историй, то расслабился и пошел на откровенность. Я рассказал ему, что машина в угоне, что я наркоман и, возможно, даже сумасшедший. Эти сведения, казалось, нисколько не встревожили его; он сидел, аккуратно сложив руки на коленях, а время от времени разводил ими, будто показывая, что все это само собой разумеется, так что ничего страшного.
Я продолжал компостировать ему мозги, пока мы не добрались до горной цепи Дос-Кабесас. Джошуа переключил внимание с меня на горы, потом и вовсе высунул голову в окно и выгнул шею так, чтобы заглянуть в небо. Затем, вернув все части тела в салон и усевшись поудобнее, сказал:
— Если потеряешься где-нибудь в глуши, можно действовать по-разному. Можно оставаться на одном месте и ждать помощи. Можно развести костер, расставить зеркала так, чтобы отражали солнечные лучи и привлекали внимание, выложить из камней или валежника огромные буквы SOS. Можно молиться. Можно прыгнуть со скалы. Можно попытаться найти обратный путь или двинуться вперед. Или вбок. Или кругами. Или наугад, куда глаза глядят. Для достижения цели не так уж важно, какой именно метод ты выберешь, зато он прекрасно отражает твой характер и, разумеется, свидетельствует о стиле. Романтизм — опасная движущая сила, которую легко спутать с жалкой сентиментальностью, зато он подвигает человека на великие деяния и отличается не только решимостью и упорством, но и такой первозданной радостью, что человек с готовностью рискует всем, хотя это нередко заканчивается впечатляющим по силе треска провалом.
— Так вы одобряете мою затею?
— Мое одобрение тут ни при чем. Сознаюсь, я и сам склонен к подобным жестам, хотя потом сплошь и рядом страдаю от собственных крайностей. Бросишь камень на грош, а брызг выйдет на миллион. Повидло громких эпитетов без хлеба самого предмета речи. Но если все звенья правильно связать, то электрическая цепь заработает, и лампочка загорится: ну не чудо ли? Такая мощная вспышка, что на нее слетятся миллионы духов!
— Если я верно понимаю, вы хотите сказать, что моя задница пока в относительной безопасности и готова к новым приключениям?
— Вы все еще боретесь с ветряными мельницами, но в целом — да.
— А как насчет вашей задницы, Джошуа? — осведомился я. — Она тоже готова к приключениям?
Он одарил меня широкой, как полумесяц, улыбкой — такие мы рисуем в детстве на круглых физиономиях забавных человечков, уголки губ почти достают до глаз.
— Конечно, готова. Это извечное состояние всех задниц.
— Что-то непохоже, чтобы вас это беспокоило, — заметил я.
— А что тут беспокоиться? Я не возражаю, если моя задница попадет в какую-нибудь переделку. Естественно, это может мне не нравиться, но я не возражаю. — И он дружелюбно и заговорщицки подмигнул мне; в тот момент (хотя осознал я это гораздо позже) наши дороги слились в одну. Не сомневаюсь, что Джошуа понял это уже тогда, потому и подмигнул, но с другой стороны он был химиком, поэтому можно сказать, что любая встреча — это вопрос химии, совместимости атомов и их зарядов.