– Как это нет? – я все еще хочу верить в то, что все это какая-то комедия, но больше похоже на сюр. Сложно смириться с правдой, когда годы подготовки к этому моменту пущены коту под хвост. Когда осуществление мечты всей семьи не просто откладывается, оно нещадно рушится. – А где они, Юр?
– Я проиграл.
– Что? В каком смысле?
– В карты проиграл! – бросает раздраженно и смотрит на меня исподлобья.
– В карты? – переспрашиваю, будто услышала неправильно. А, может, и правда, я не расслышала или не так поняла.
– Да. Блядь, Тина, не тупи! – рявкает он. – В карты! Знаешь, люди играют в них на деньги? Я играл и проиграл.
Он разводит руками, типа, ну, дело-то житейское, с кем не бывает. А внутри меня просыпается истеричка и фурия. Я чувствую, как закипает кровь, как она горячей лавой стремительно разносится по венам. Моя кожа начинает гореть, а шум в ушах нарастает. Я впадаю в состояние, когда не чувствую ни лица, ни тела. Только чистую ярость, которая движет мной.
– Как ты посмел?! – реву я яростно. – Ты кто такой, чтобы распоряжаться этими деньгами?!
– Я их заработал! – не отстает мой муж. – Я! Ты, блядь, в отель игралась, пока я ебашил сутки напролет, договаривался с бандитами, рисковал своей жизнью! Строил этот ебаный бизнес, чтобы вы ни в чем не нуждались! Так что закрой рот и не смей так со мной разговаривать!
– Это деньги на лечение сына! Ты бесчувственный подонок! Ребенок не может нормально жить без этой операции! Ему даже бегать запрещено!
– Заткнись, я сказал! – ревет он. – И радуйся, что я тебя на кон не поставил! Хотя мне предлагали. Но я отказался, поняла?! Так что я сделал тебе одолжение.
– Да лучше бы ты меня поставил, чем лишил нашего сына надежды! Какой ты после этого отец?! Донор спермы, а не отец!
Юра замахивается и бьет меня наотмашь так сильно, что моя голова дергается, и я падаю на пол. Лицо прошивает пекучая боль.
– Папа! – ахает за его спиной Агата, и сквозь пелену слез я вижу, как они с Пашкой бегут ко мне.
Тряхнув головой, прогоняю воспоминание и стираю влажные дорожки со своих щек. Столько времени прошло, но я до сих пор помню тот день так отчетливо, будто весь этот ужас произошел вчера.
Как-то в наш отель на летнюю подработку устроилась студентка факультета психологии. Милая девочка Вита, с которой мы на одной из ночных смен заболтались за чаем, и я, сама не понимая как, рассказала ей свою историю. Она ответила, что для душевного спокойствия мне надо найти в себе силы простить мужа и отпустить. Возможно, тогда он тоже сможет отпустить меня. Сегодня я поняла, что ни один из нас не отпустил и, похоже, не намерен. Да и как я могу простить его подлый поступок? Он еще и меня пытался обвинить в том, что я чрезмерно драматизирую. Но разве может вообще быть применимо слово “чрезмерно”, когда речь идет о здоровье ребенка? Там вообще меры нет.
Я едва помню, как доехала до дома. Поднимаюсь в квартиру и, войдя внутрь, устало прислоняюсь спиной к двери. Еще только утро, а у меня уже ощущение, что из меня высосали все соки. А мне ведь и на работу ехать. Не знаю, как найду в себе силы улыбаться клиентам и коллегам.
– Ма? – Пашка выглядывает из комнаты.
На моем лице появляется улыбка. Сейчас, когда мой сын пышет здоровьем, я могу наконец свободно дышать, зная, что у него есть шанс прожить долгую, счастливую жизнь.
– А где ты была?
– Ездила по делам.
Я не рассказываю детям о встречах с их отцом. В тот злополучный день и Паша, и Агата вычеркнули его из своих жизней, заявив, что отныне у них есть только мама.
– Ма, у меня кеды порвались.
– Паш, рано еще в кедах ходить, – разувшись, подхожу к сыну и целую любезно подставленную щеку. Как всякий подросток, он не любит эти “телячьи нежности”, как их называет мой сын. Но терпит, потому что в этом нуждаюсь я.
– Ма, ну все уже ходят, – тянет Пашка.
– Ладно, с зарплаты купим.
– Пасиб, – коротко отзывается он и скрывается в своей норке, а я иду в ванную.
Хочу смыть с себя напоминание о тюрьме. Выдраить свое тело мочалкой, чтобы оно покраснело. Плеснуть на него кипяток, облиться гелем для душа и шампунем, начистить кожу до блеска и скрипа. Могла бы снять слой кожи – сделала бы это, не задумываясь, настолько мне омерзительно то место и человек, которого я там посещаю.
Сбросив одежду, с отвращением смотрю на нее. С какой огромной радостью я бы сожгла ее! Но у меня не слишком разнообразный гардероб, чтобы разбрасываться вещами. И каждая копейка на счету. Пашке вон новые кеды нужны. Агата с Матвеем нам, конечно, помогают, но я чаще всего отказываюсь, аргументируя тем, что нам всего хватает. Принимаю только подарки. Взять для меня деньги – это уже слишком. Пашку балуют, папу моего, и на том спасибо.