Следующим пунктом в исследовании становится шкаф. Помимо обширной библиотеки, состоящей в большей степени из трудов различных философов, за стеклянными дверцами оказывается немало интересных предметов. С десяток чучел и скелетов различных мелких животных, какие-то кристаллы в небольших баночках, несколько хирургических инструментов, сложенных на толстом атласе патологической анатомии. Тут нет ничего особо нового — об этих ее интересах Ксавье весьма наслышан.
Впрочем, в ее комнате все-таки есть несколько обычных деталей, свойственных всем девушкам. Рядом со шкафом висит большое зеркало без рамы, а на полочке под ним — совершенно простые вещи. Что-то из косметики, фарфоровая шкатулка с украшениями, несколько флаконов парфюма — лишь один из них заполнен наполовину, остальные выглядят нетронутыми. Очевидно, это тот самый пряно-цитрусовый аромат, действующий на него поистине гипнотически. Ксавье уже тянет руку к флакону с чёрной крышкой, но краем глаза улавливает какое-то движение сбоку.
Медленно отворяется дверь. Вот только не входная, а смежная, ведущая в ванную комнату. Черт. И как он мог не услышать шума воды?
— И давно ты роешься в моих вещах? — Уэнсдэй вовсе не выглядит удивленной. Или разозленной.
А он… Он замирает как громом пораженный, уставившись на нее неотрывным пристальным взглядом. Единственный элемент одежды на Аддамс — темное махровое полотенце, едва доходящее до середины бедра. С распущенных волос цвета воронова крыла падают капельки воды, стекая по обнаженным плечам. Ксавье нервно сглатывает, не в силах вымолвить ни слова.
Уэнсдэй закатывает глаза и быстрым шагом приближается. Ксавье буквально теряет способность дышать, когда она оказывается настолько близко, и машинально подается ей навстречу. Но Аддамс тянется вовсе не к нему, а к столику под зеркалом — взяв оттуда заколку, она ловко собирает мокрые волосы в высокий пучок. Он неотрывно следит за каждым до боли изящным движением ее гибкого тела, и этого оказывается достаточно, чтобы ощутить напряжение в паху.
— Я хочу лечь пораньше и не настроена вести серьезные разговоры, если ты пришел за этим, — произносит Уэнсдэй, не глядя на него и продолжая заниматься своими делами с ледяным спокойствием. Присев возле шкафа, она открывает нижний ящик и с задумчивой сосредоточенностью начинает перебирать аккуратно сложенные вещи. Проходит не меньше минуты, прежде чем Ксавье наконец-то удается собрать жалкие остатки самообладания воедино.
— Извини, я вовсе не собирался рыться в твоих вещах… — он отчаянно пытается завязать хоть какой-то диалог, лишь бы только подольше оставаться с ней наедине. — Я только хотел сказать, что одна из служанок… Она знает про нас. Про то, что было в подвале… И Пагсли тоже. Я говорил с ним.
— Вот как? — голос Аддамс звучит абсолютно ровно и безэмоционально, но Ксавье слишком тонко чувствует малейшие перемены в ее настроении, чтобы не заметить затаенной угрозы. — Не беспокойся, я разберусь с этим.
— Ты же не станешь ее убивать? — осторожно переспрашивает он, будучи готовым услышать любой ответ. — Мне бы не хотелось быть виновным в чьей-то смерти…
— Это Пагсли наплел тебе, что я убиваю людей для развлечения? — очевидно, отыскав нужные вещи, Уэнсдэй выпрямляется и отходит к кровати.
— Нет, но… — Ксавье осекается на полуслове, когда она снимает полотенце и небрежно отбрасывает его на постель.
Аддамс стоит к нему вполоборота, полностью обнаженная и невероятно прекрасная. Сердце неизбежно ускоряет ритм, по спине проходит жаркая волна мурашек — кажется, ему никогда не привыкнуть к тому, насколько она красива.
Уэнсдэй, по-прежнему не глядя в его сторону, начинает надевать пижаму. Шелковая ткань неизменно черного цвета струится по ее телу, подчеркивая соблазнительные изгибы и резко контрастируя с белизной кожи.
Ксавье уже неоднократно видел ее без одежды, но этот простой момент кажется слишком… интимным. Смутившись, он опускает глаза в пол и отворачивается.
— En el nombre de la muerte{?}[Во имя смерти (исп.)], ты сейчас серьёзно? — оказывается, Уэнсдэй все же следила за его реакцией. В ее интонациях отчётливо уловимы нотки ироничного злорадства.