Несколько круговых движений его пальца на клиторе, и Уэнсдэй с особенно выразительным стоном выгибается в спине, запрокидывая голову назад. Пульсирующие мышцы сжимают его член внутри нее, и Ксавье чувствует, как возбуждения сосредотачивается в одной точке. Аддамс обессиленно опускается ему на грудь, дрожа всем телом, и он, воспользовавшись ее безвольным состоянием экстаза, быстро перехватывает инициативу.
Резко перевернув ее на спину, Ксавье оказывается сверху, шире раздвигает стройные ноги и одним мощным толчком входит до упора. С губ Уэнсдэй срывается протяжный стон, и она мгновенно обхватывает его бедра своими, прижимаясь настолько близко, насколько это возможно. Он начинает двигаться так быстро, что даже шум воды в душевой не способен заглушить звук интенсивных толчков.
Аддамс снова выгибает спину, пульсация ее мышц усиливается, а ногти безжалостно раздирают его спину до кровавых царапин. Предчувствуя приближение к пику удовольствия, Ксавье почти рычит, погружаясь максимально глубоко и сжимая хрупкое совершенное тело в объятиях. Еще один мощный толчок, и его словно пронзает ударом тока — он едва успевает выйти и тут же кончает с протяжным стоном.
Как только все заканчивается, Уэнсдэй, по обыкновению, высвобождается из объятий и немного отстраняется, прислоняясь спиной к холодному кафелю. Но рука Ксавье все еще покоится на ее колене, и удивительное дело — она не спешит ее сбрасывать. Вопреки ее недавним словам об опасности надежд, он не может не надеяться, что однажды настанет момент, когда последние оплоты ее неприступности рухнут.
Унять неистовое сердцебиение и восстановить сбившееся дыхание удается только спустя добрых пять минут.
Осторожно, словно ступая по минному полю, Ксавье приподнимается и тянется к Аддамс. Она смотрит на него исподлобья тяжелым подозрительным взглядом, но пока не отшатывается. Прежде, чем она успевает передумать, он оставляет легкий поцелуй на взмокшем виске и на всякий случай быстро отстраняется.
К огромному облегчению, негативной реакции не поступает.
Вернее, не поступает совершенно никакой реакции, но в случае с Уэнсдэй — это уже маленькая победа.
Ксавье улыбается.
— Счастливого рождества, Аддамс, — тихо произносит он.
— Не вздумай сказать такое за сегодняшним ужином, — привычно-ядовитым тоном парирует она и, немного подумав, добавляет. — В нашей семье принято говорить иначе. Несчастливого Рождества.
Комментарий к Часть 7
Считаю нужным сообщить, что до завершения осталась одна глава)
И как обычно, с нетерпением жду вашего мнения)
========== Часть 8 ==========
Комментарий к Часть 8
Саундтрек:
Garbage — I’m waiting for you
Пожалуй, впервые в эпиграфе строчка не из песни, а из фильма.
Приятного чтения!
Wait… If you come closer,
I will never let you go.
Остаток утра и большую часть дня они проводят в ее комнате. Ксавье уходит к себе лишь ненадолго, чтобы переодеться и велеть прислуге подать завтрак.
— Может, нам и не стоит прятаться? — спрашивает он, намазывая поджаренный тост тонким слоем масла. — Мне показалось, что твои родители даже рады моему присутствию.
Она неопределённо пожимает плечами. Благосклонность родителей к нему очевидна, и Уэнсдэй ощущает смятение — нельзя сказать, что она ожидала от них иной реакции, но все вокруг словно помешались на дурацкой идее об отношениях. Отец и мать. Пагсли. Вещь. И самое катастрофическое — какая-то часть ее собственного разума.
Словно половина мозга поражена опасным вирусом, с которым категорически не желает бороться иммунная система. И с каждым днем проклятая зараза крепнет и множится, захватывая все новые клетки.
Ксавье продолжает болтать без умолку, рассказывая о своих путешествиях по Европе — о рыбацкой деревушке на Сицилии, о заповеднике Камчия недалеко от Варны, о кладбище Пер-Лашез в Париже… Аддамс очень хотела бы сказать, что едва воспринимает его слова, но это ложь. Ей и вправду немного любопытно слушать, как выглядит могила Модильяни{?}[итальянский художник и скульптор XX века, представитель экспрессионизма]. И немного любопытно наблюдать, как бархатная зелень его глаз вспыхивает ярким огнём.
И это вовсе не смертоносное адское пламя, как у нее самой.
Это мягкий теплый свет, дарующий хрупкое ощущение умиротворения.
Они сидят в противоположных углах небольшого диванчика, обтянутого черной кожей. Уэнсдэй сжимает бледными пальцами чашку с давно остывшим чаем — снова одну на двоих, ведь иначе было бы подозрительно.
В комнате довольно прохладно, старые оконные рамы легко пропускают даже малейший сквозняк. Прошлой ночью выпал снег, устелив бескрайние равнины с редкими иссохшими деревьями неровным грязно-белым полотном. Но ветер не утихает, поминутно обрушивая мощные удары на дребезжащие стекла.