В дверь снова постучались, но на этот раз тихо и аккуратно. Люба всё равно дёрнулась и испуганно уставилась на меня расширенными от коньяка и страха зрачками.
— Ребят, это я — Люба! Тьфу, Наташа!
Бережно усадил маленькую проводницу на койку и открыл.
— Проходи, сестрёнка! Как ты?
— Да я от страха чуть с ума не сошла! Этот Терёхин словно сканер — боялась лишнее движение сделать или не то сболтнуть. Хорошо, что верзила сразу клеиться ко мне начал. Но после выхода Нателлы Всеволодовны он на меня больше и не посмотрел. Ещё бы, такая грудь! Завидую… Кстати, я халатик принесла, нечего вещами разбрасываться! — Ната тарахтела, как заведённая.
— Выдохни, всё уже кончилось!
— Я знаю, просто адреналин ещё играет. Люба, как ты? Сильно досталось? — сестра прижалась к завёрнутой в одеяло проводнице. — Не думала, что ты такая безбашенная и смелая. Если бы не ты…
— Всё нормально! — девчонки сели домиком, привалившись друг к другу. От этой картины стало как-то не по себе: скоро им придётся расстаться, а Наташка впервые смогла с кем-то подружиться. Но самое печальное, что я тоже выйду из поезда, а Люба вновь помчится по бездушным рельсам, а своей любимой железной коробке.
И снова раздался интеллигентный стук и покашливание… «У нас что, день открытых дверей сегодня?» Честно говоря, мне было уже всё равно, кто находится по ту сторону, хоть мой папаша, хоть Далай-лама, хоть вездесущие распространители какой-нибудь сетевой косметики — им всем несдобровать! Но в коридоре топтался улыбчивый начальник поезда. Не знаю, что заставило его оттаять и сменить гнев на милость: может, чары Наты, может, созерцание Любиных прелестей, а может, и возможность поучаствовать в нашем остросюжетном спектакле, но результат налицо — Сан Саныч, прижал меня к груди, как родного. Что-то странное происходит в этом поезде: люди вдруг становятся одной большой семьёй. Той, о которой я мог лишь мечтать.
— Ну вы даёте! Страху за вас натерпелся! А ты, Самсонова, какая актриса, вот уж не ожидал. Вроде бы мышка и вдруг такое. Я вот что думаю, всё равно сегодня не уснём, пойдёмте ко мне в штабной, выпьем по маленькой. В вагоне-ресторане вахтовики гудят на всю, там нам шумно будет.
Мы переглянулись и радостно кивнули.
Странное зрелище представляла наша четвёрка, расположившаяся в купе начальника поезда: я — с раскрасневшимися от непривычных линз глазами и переводных татухах; Люба — всё ещё завёрнутая в одеяло на голое тело; Ната — в форме проводницы, которая ей явно была коротка; Саныч — довольный и весёлый, будто помолодевший на десяток лет.
— Ну что, по маленькой? — начальник достал неопознанную бутылку с чем-то мутным. — Не боись, молодёжь, сам делал, своими руками на облепихе настаивал.
Он приоткрыл пробку и в воздухе разлился запах спелых ягод, даже слюна потекла от воспоминания об их кисло-маслянистом вкусе, знакомом с детства. Сан Саныч наполнил четыре стакана.
— Наташе нельзя. Но я с удовольствием выпью её порцию.
Сестра сердито фыркнула и демонстративно отвернулась в окно.
— Да ладно, взрослая девочка, пять капель-то после такого стресса⁈
— Нет, Александр Александрович. Извините, но она не пьёт. Совсем! — последнее слово я особо подчеркнул, желая поставить точку.
Дружеская атмосфера сразу испарилась — когда было надо, моя сестра одним видом могла заставить человека чувствовать себя не в своей тарелке. Беседа, до этого лёгкая и непринуждённая, сошла на нет. В этот момент я был готов прибить Наташку за её эгоизм (уже в миллионный раз за то время, как папаша взял меня в семью).
Она картинно зевнула, потянулась и заявила: «Ладно, маленьким девочкам, которым ничего нельзя, давно пора баиньки. Всем взрослым желаю доброй ночи!» — и легко выскользнула из купе.
— Может проводить её? — Люба выглядела встревоженной и это разозлило меня ещё больше.
— Хватит носиться с ней, как с писаной торбой. Наташке пора научиться быть благодарной людям, а не думать только о своих хотелках. Ничего, ей в соседний вагон дойти, не заблудится!
Мы посидели ещё, начальник поезда оказался мировым мужиком, хоть потрёпанным судьбой и замученный женским коллективом на работе и дома, но не растерявшим оптимизма и человечности. С сожалением заметил, что теперь уже моя проводница борется с зевотой, хотя и пытается поддержать компанию.
— Может, ты ляжешь? День-то тяжёлый был! — я потрепал её по пушистым волосам. Сейчас она напоминала маленького взъерошенного совёнка, который пытается лупить глазки, чтобы не уснуть.
— Любаш, а ложись в штабном, тут же места полно! — Саныч тоже видел, что девочка еле жива от усталости.
— Ну уж нет! Тринадцатый на моём попечении, мне в нём и хозяйничать, заодно Нату проверю. А вы сидите, общайтесь.
Расхрабрившись, она быстро чмокнула меня в щёку и выскочила покраснев. Александр Александрович задумчиво проводил её взглядом и неодобрительно хмыкнул.
— Влад, ты мужик вроде хороший, а я не привык соваться не в свои дела, но, если Самсонову обидишь, порву. Она девчонка золотая, только жизнью битая-перебитая. Не пудри ей мозги, коли ничего серьёзного не планируешь.
Я лишь кивнул и выпил. А что было ответить? Раньше я бы послал любого с подобными советами и нравоучениями, но это было раньше…
Глава 15
Любовь
Я валилась с ног от усталости — доползти до купе Влада и там устроиться спать. Сегодня мне было нужно его тепло и присутствие. Интересно, как он отреагирует на моё вторжение в его личное пространство? Хотелось бы пошутить, что не стоит торопить события, только грустная что-то шутка получалась, несмешная. Может поговорить С Наташкой? Всё-таки они родные люди. А что я ей скажу? «Я несколько раз переспала с твоим братом, потеряла голову и теперь хочу быть с ним всю жизнь, будучи знакомой всего несколько дней!»
К глазам подкатили слёзы, а к горлу тошнота. Я еле успела добежать до туалета, благо он не занят, где меня вывернуло от алкоголя, усталости и притаившейся чёрной густой боли, пустившей корни по всему организму. Хотя болело вовсе не тело, а душа…Как же я ненавидела эту клишированную фразу. Но сейчас, скорчившись над унитазом, я чувствовала, как внутри меня, Любы Самсоновой, злобный хищник грызёт сердце, раздирает оголённые нервы.
Если любовь дарит такие ощущения, то готова ли я к этому? Пошатываясь, я наконец-то добралась до купе Наты. Сил на разговоры уже не было, но я тихонько приоткрыла дверь, чтобы проверить, всё ли ней всё в порядке. Тёмное пространство встретило меня безлюдной тишиной. Сердце учащённо забилось, в мозгу стали прокручиваться худшие варианты. Но тут идеальным пазлом сложилось упоминание Саныча о вахтовиках, которые гуляли в вагоне-ресторане и недовольство девушки, когда Влад запретил ей выпить. Кажется, я поняла, где искать эту ранимую и жаждущую горячительных напитков особу. Только бы доползти вовремя.
В вагоне-ресторане сонная Айнура убирала последствия настоящей вакханалии.
— Нюра, (наша официантка, администратор и гуру холодного цеха привыкла к этому обращению) тут не пробегала рыженькая девушка в форме проводницы?
— Любаш, у тебя всё в порядке? Вид странноватый, мягко говоря…
— Всё расскажу потом, все твои блинчики божественные попробую, обещаю. Но сейчас ответь на вопрос.
— Конечно, была. Я сначала подумала, что одна из наших, только лицо незнакомое и поведение странное. Видела бы ты, как она тут на столе пьяная отплясывала.
«Чёрт, а ведь прошло от силы минут сорок-пятьдесят. Надеюсь, за это время ничего не успело произойти!»
— А из какого вагона мужики были?
— Из Олеговского, они и его подпоили, теперь безобразничают, людям отдыхать мешают.
А вот это хуже всего. Олежка — наш единственный мужчина, помимо Саныча — был не поддержкой и опорой, а бесполезным балластом. У него всегда была куча отговорок на любой случай жизни, а когда требовалась сильная рука или стальные яйца, действовать приходилось самим, ибо наш самец вдруг резко заболевал или прятался в туалете.