И если бы даже сам он сумел получить образование и добиться признания в какой-либо европейской стране — как бы армянский народ познакомился с его симфониями, с блестящими концертами для скрипки, виолончели, фортепиано, не будь в Армении своих симфонических оркестров, отвечающего самому утонченному вкусу камерного ансамбля, великолепного квартета имени Комитаса, множества других музыкальных ансамблей и солистов, о которых с восхищением отзываются многие выдающиеся музыканты и дирижеры современности…
Кто бы вернул народу позаимствованные у него же, но обогащенные высокой профессиональной культурой песни и танцы, не будь сегодня замечательных ансамблей танца, песни и пляски, народных музыкальных инструментов и множества других коллективов и отдельных исполнителей, гастролей которых с таким нетерпением ожидают армяне во всех уголках мира…
Если можно назвать существующие сегодня в Армении многочисленные профессиональные ансамбли, то совершенно невозможно перечислить самодеятельные коллективы, которые действуют в городах и селах, при учреждениях и учебных заведениях.
А сколько еще предстоит «вулканических извержений» талантов из народных недр, о которых мы пока не знаем!
Чего стоит хотя бы ансамбль танца сасунцев села Ашнак, детище Ваграма Аристакесяна…
Это те самые сасунцы, о танце которых Максим Горький в свое время говорил как о явлении исключительном по самобытности и красоте. Горький писал, что никогда не мог себе представить картины такого единения, спаянного ритмом танца. Он предполагал, что этот идущий из очень давних времен танец, несомненно, или обрядовый танец жрецов, или победный танец воинов…
Этот танец смотрели и гости Московского фестиваля молодежи.
Те из них, кто не имел представления об исторических судьбах армян, лишь восхищались огнем воинственной пляски. Те же, кто хоть немного был знаком с историей нашего народа, поражались: «Как, неужели есть еще на свете сасунцы, Неужели кто-то выжил после той ужасной резни?»
И лишь глядя на пляшущих сасунцев, все понимали и без слов:
Арарата, одна сторона которого освещена огнями Еревана, а другая, издревле родная нам, лишена этого света, лишена песен этого берега, его искусства, его культуры, ныне она неведома и темна для нас, как обратная сторона Луны…
Разлившееся половодьем обилие талантов народных каждый день нам подсказывает новое имя — со страниц книг, из концертных залов, с вернисажей, со строек и вновь распаханных земель. Веками заглушаемая созидательная сила народа, изливаясь наружу и находя благодатную почву, воплощается в творчестве. Сколько новых талантов идет по стопам уже пришедших, сколько их еще только формируется… Сколько детей впервые положили тоненькие пальцы на клавиши, взяли в руки смычок, перо или цветные карандаши… Разрисовав синим гору Арарат, они непременно изображают выглядывающее из-за нее улыбающееся красное солнышко…
Все они, дети и юноши, стар и млад, местные и приезжие, знаменитые и безвестные, вплетают свой голос в набирающую с каждым днем мощь песню Армении, которая звучит по всему миру, рассказывая ему о нашей стране и нашем народе.
Пусть звучит наша песня в мире, и пусть звучат на армянской земле песни всех народов, ибо нет на свете ничего возвышеннее и прекраснее братания народа с народом и песни — с песней…
…В последние годы музыкальные ансамбли Армении, актеры, певцы и чтецы много выступали перед живущими на чужбине армянами. По их просьбе наши артисты часто пели также «Журавля».
Но это уже не старый «Журавль» — печальный гимн изгнанников. Не те уже и слушающие «Журавля» армяне. Они уже не молят, как прежде, о весточке с покинутой родины, где царит грабеж и насилие… Теперь Журавль рассказывает им о возрожденной отчизне, зовет обратно, в родное гнездовье.
Изменилась судьба народа, изменились и его песни… И когда, после победного завершения войны, потянулись на родину первые караваны армянских изгнанников, жизнь продиктовала мне новую «Песню о журавле», которая, вместе со старым «Журавлем», звучит на армянских сценах:
Ты, улетая, на крыльях нес
Пепел Армении,
Были полны глаза твои слез
В годы гонения.
Тихо курлыкал ты: «Не вернусь
В долы зеленые,
Там только смерть, стенанья да грусть,
Кровли спаленные…»
Где ж от армянской кручины, где
Спрятаться, странствуя?
Видел на суше ты, на воде
Долю армянскую.
Слышал ты кинувших край родной
Сирых изгнанников,
Слышал призывы: «Домой! Домой!» —
Жалобы странников.
Всюду гнездо твое, бедный друг,
Было разрушено.
Не обласкало нигде твой слух
Слово радушное!
Вот и решил ты, серый журавль:
«Смерть неминуема,
Лучше умру средь родимых трав,
Ветром волнуемых».
А возвратившись, увидел ты
Чудо нежданное:
Камень сухой покрыли цветы,
Розы багряные.
Из-за Аракса сам Арарат
С царственной завистью
Хочет шагнуть в наш цветущий сад
С новою завязью.
…Друг, ты на крыльях сюда принес
Пепел отчаянья,
Влагу скитальческих дальних слез,
Давние чаянья…
О, отнеси ты с армянских нив
Золото колоса!
О, перебрось им родной призыв
Братского голоса!
Ты у Аракса воды спроси,
В небе — сияния,
Горстку родной земли отнеси
В земли скитания.
Друг! Улетай и вновь возвратись
С нашими братьями.
Встретит вас горная наша высь
Лаской, объятьями.
Больше не станут звать журавля
Бедным изгнанником,
Примет, любя, родная земля
Жаждущих странников[89].
И возвращаются странники на свою родную землю, в свой отчий дом.
Возвращаются поодиночке и семьями, из сел и городов, возвращаются на машинах, поездах, самолетах, а больше всего — на кораблях.
Корабли эти проходят через Босфор — тот Босфор, от берегов которого в 1915 году отчалили черные корабли, везущие армян в изгнание, — он уже не в силах остановить их шествие.
А ныне: