— Ты права, — отвечает Шон с самодовольным выражением лица. — Вероятно, это не будет проблемой.
Мне почти хочется рыдать от разочарования и потери, от чувства пустоты, когда Шон убирает руку, но теперь на меня давит что-то еще. Что-то гораздо большее, и я больше не могу этого ждать.
— Не дразни меня так, — упрекаю я его, крича от разочарования из-за задержки. Он прямо там. Просто толкай!
— Кортни... — Брови Шона нахмурены в выражении внезапной озабоченности. — Ты действительно этого хочешь? Ты на самом деле готова к этому? Я имею в виду, в твоем сердце?
— Шон Патрик Пирс, — рычу я. — Это тот момент, которого я хотела с тобой, ждала с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы понять, что это значит.
Его взгляд смягчается, и я пользуюсь моментом, чтобы высвободить руки.
— Значит, да. Это то, чего я хочу. И я готова к этому. — Я обвиваю руками его шею, притягивая его ближе к себе. В меня. — Я люблю тебя, Шон.
— Я люблю тебя, Кортни.
Его взгляд не отрываются от моего, даже на мгновение, когда он медленно входит в меня всей своей длиной. Он такой осторожный, такой нежный. Этот момент идеален. Это все, о чем я когда-либо мечтала. Устойчивый ритм медленных, легких ударов становится все быстрее, когда мы находим подходящий нам темп, потерявшись в бессмысленной животной страсти. Я так долго сдерживала все это в себе, не смея надеяться, что эта мечта может сбыться.
Шону не требуется много времени, чтобы подтолкнуть меня к краю. Толчки Шона теперь короткие, глубокие и быстрые. Каждый квадратный дюйм моей кожи в огне,это ревущий ад экстаза, и если попытаюсь держать это внутри еще дольше, буду полностью поглощена. Я выкрикиваю его имя, снова и снова, переступая через край, и Шон следует за мной. Он замирает в конце толчка, и чувствую, как его мышцы напрягаются от напряжения его собственного освобождения.
Когда все кончено, мы истощены, мы оба разбиты и опустошены, я лежу в его объятиях. Я не настолько наивна, чтобы поверить, что он узнал обо всем этом из книги.У него была одна девушка или несколько девушек, с которыми он тренировался, и я улыбаюсь про себя, думая, как странно, что не чувствую никакой ревности. Во всяком случае, я чувствую благодарность. Теперь он мой. Я рада, что хоть один из нас знает, что мы делаем!
— Это всегда так? — спрашиваю я шепотом.
— Надеюсь, что так. Думаю, мы это выясним. — Шон делает паузу, и его глаза становятся серьезными. — Как ты?
— Я... в порядке. — Я улыбаюсь ему, нежно целуя его в подбородок. — Нет, мне лучше, чем хорошо. Раньше я была серьезна. Шон, я так долго хотела этого с тобой. Я любила тебя с тех пор, как себя помню, и влюблена в тебя с тех пор, как поняла, что есть разница. — Мое зрение начинает затуманиваться, и я отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он видел слезы, выступившие у меня на глазах. Как могу объяснить ему это? Я даже сама не понимаю!
— Эй! Эй, сейчас же! Что случилось, Кортни? — Шон мозолистым палецем очень нежно ловит капельку с моей щеки, и все годы сдерживаемого ужаса, печали, потери, гнева и ненависти изливаются из меня в тяжелом, мучительном и, прежде всего, очищающем рыдании.
— Все в порядке, Шон, — отвечаю я ему сквозь слезы.
— Теперь все в порядке. Ты вернулся ко мне. Ты увез меня из этого... места. Мы здесь, вместе, и скоро будем дома. Но обещай мне, Шон. Не убегай больше.
— Не буду. — Шон мягко касаются губами моего лба, а затем целует слезу, прежде чем та успевает упасть. — Я здесь столько, сколько ты захочешь, — он стискивает меня, и крепкие, худые мышцы на его руках заставляют загорелую кожу и яркие чернила пульсировать вокруг меня.
Во мне возникает ответная дрожь, где-то глубоко внутри, и вместо этого мой плач превращается в смех.
— Я люблю тебя, — говорю ему, прижимаясь головой к его плечу, слегка целуя то место, где пули вонзились в его тело в засаде, которую он переживает в своих снах.
— Я тоже тебя люблю.
Идеальное утреннее солнце струится через окно хижины, и хотя оба проспали почти всю ночь, мы лениво засыпаем и просыпаемся в объятиях друг друга. Дважды я тяну его к себе, горя давно забытым желанием к нему. Чувство от него восхитительное, его вес давит на меня. Толкается в меня. Сексуальное возбуждение от его прикосновений. Во второй раз он переворачивает нас, и тогда я оказываюсь сверху,сначала неуклюже и нескоординировано, но быстро нахожу ритм, упиваясь наглостью всего этого, а после падаю в изнеможении.
Шон собственнически кладет руку мне на живот, снова притягивая меня к себе, и смеется, когда мой живот урчит.
— Нам нужно немного... Кстати, который час? — Шон делает паузу, оглядываясь в поисках часов, затем смотрит в окно на солнце. — Завтрак? Обед? Время близится к полудню.
— У тебя есть эти батончики, — утверждаю я. — Они не так уж плохи.
— Это запасы на чрезвычайные ситуации, — предупреждает Шон. — Они не то, на чем ты хотела бы прожить, если только вынужденно. Поверь мне. — Он на мгновение откатывается, ложится на живот и роется в сумке. — Есть еще один запас, который у нас тоже почти закончился. — Он печально улыбается, держа в руках два последних презерватива в фольге.
— О. Ну, мы не хотим, чтобы они закончились, — с серьезностью говорю я. — Нам нужно наверстать упущенное время.
— Тогда ладно. — Голос Шона мягок, но решителен. — Одевайся, любовь моя. До Белфаста около тридцати минут езды. Мы можем пообедать и пройтись по магазинам.
— Что мне надеть? — Я киваю на свое старое платье и ужасное нижнее белье. — Шон, я больше никогда не надену это. Ты снял это с меня, и оно не будет на мне. Я хочу сжечь это. — Я удивляюсь непреклонности в своем голосе, злобе, и брови Шона поднимаются.
— Давай посмотрим, — поясняет Шон, роясь в другой сумке.
— Рубашка, по крайней мере, это не проблема. — Он достает поношенную темно-синюю футболку с золотой эмблемой и протягивает ее мне. Шон намного выше меня, и футболка спускается ниже моих бедер. — А брюки и туфли? Это может стать проблемой. — Он протягивает мне джинсы, но я отношусь к этому скептически.
— Я, э-э, не думаю, что это сработает, — констатирую я, после того, как безуспешно пытаюсь их натянуть. Джинсы просто не налезают на мои бедра.
— Хм. Ну, — говорит Шон, хитро улыбаясь и проводя рукой по изгибу моего бедра, где его штаны не проходили. — Лично мне ты нравишься без штанов, но я вижу, что это может быть проблемой на публике. — Шон делает паузу для быстрого поцелуя. — Итак. Что же нам делать?
— У тебя есть еще рубашки? Что-нибудь, что могло бы выглядеть подобно платью?
— Дай посмотрю. Наверное, нет, — говорит Шон, роясь в своей морской сумке. — Нет, не похоже, — он выпрямляется и хмурится. — А что, если ты просто останешься в грузовике, пока я сбегаю и принесу тебе что-нибудь? Никто не узнает, что на тебе была только футболка, — предлагает он.
— Шон? — я смеюсь. — Два слова для тебя: виниловые сиденья в августе и мои голые ноги и задница. Ладно, ладно, это больше, чем два слова, — заканчиваю я, и теперь очередь Шона ухмыляться.
— Да, я понимаю, куда ты клонишь, — соглашается Шон. — Не самое удобное место.
— Просто иди. Поторопись. Принеси мне еду, спортивные штаны и сандалии. Шлепанцы или что-то в этом роде. Позже мы сможем найти что-нибудь получше.
— Какого размера? Я никогда раньше не покупал женскую одежду. — Шон, похоже, нервничает от такой перспективы.
— О, большой крепкий «морской котик»? Боится зайти в женскую часть магазина? — смеюсь я.
Шон только печально качает головой, но это хороший вопрос: в последний раз, когда у меня имелась купленная в магазине одежда, мне было всего пятнадцать. С тех пор я не носила ничего нового, ничего с размером, напечатанным на бирке. Все, что не было сделано вручную, не говоря уже о том, что передавалось, по крайней мере, от двух или трех предыдущих владельцев.
— Просто постарайся, — подбадриваю я его. — Может быть, что-нибудь эластичное, так что, если размер не совсем подходит, я могу, по крайней мере, надеть это временно, чтобы выбрать потом что-то подходящее.