Андреас не мог вспомнить, чтобы Вальтер когда-нибудь плакал, и ему стало не по себе.
Брат позаботился обо всем: о кремации, о газетном объявлении с выражением благодарности за присутствие на похоронах, об исполнении завещания. Андреас лишь получал документы по почте и подписывал их, не глядя. Впоследствии Вальтер с семьей переехал в родительский дом и выплатил Андреасу его долю. На эти деньги Андреас смог купить себе в Париже квартиру. С тех пор он еще несколько раз бывал в Швейцарии, однако в деревню не заезжал.
Мысль о том, что могила будет снесена, раздражала его. Он даже решил было поехать туда. Потом подписал бланк и вложил его в конверт. Поискал подходящую открытку. Наконец выбрал картину Гогена — бретонская деревушка в теплых тонах. Написал, что у него, к сожалению, нет времени приехать в Швейцарию. Он передает семье привет и желает всего доброго. Письмо он сразу же отнес на почту. Хотел скорее с этим покончить.
Андреас встречался с Надей и Сильвией, делал покупки, убирал квартиру, ходил в кино. Ученики достались трудные, и впервые в жизни работа перестала приносить Андреасу радость. Когда класс снова начал жаловаться на результаты контрольной, Андреас устроил ему нагоняй. Неужели они думают, что он делает все это, чтобы их мучить? Он делает это ради них. У него есть план и цель. Он выбрал эту профессию неслучайно, стал учителем, исходя из собственных убеждений. Сказал, он верит, что образование облагораживает людей. Здесь у них есть возможность чему-нибудь научиться, в то время как остальные должны до конца жизни выполнять какую-нибудь тупоумную работу. Знание немецкого языка, говорил он, открывает дверь в духовный мир, особенно в философию, которую невозможно понять, не зная немецкого. Немецкий — вообще язык философии, по чистоте и ясности он едва ли сравним с каким-либо другим языком и при этом все же…
Чем дольше он говорил, тем возвышенней казались ему собственные слова. Он наблюдал за своими ученицами и учениками, которые сидели, развалившись на стульях, шушукались, хихикали и отводили взгляд, когда он смотрел на них. Оборвал себя посередине фразы и сел.
С этого дня он взглянул на класс другими глазами. Не строил больше иллюзий относительно своего влияния на них. Его раздражали даже способные ученицы и прилежные ученики, которые старались, добросовестно выполняли домашние задания и активно вели себя на уроках. Они напоминали ему его самого, напоминали о том, что из него получилось.
Он перестал получать удовольствие от поездок в школу. Его утомляла монотонность будней, он чувствовал себя усталым и изможденным. В учительской шли бесконечные дискуссии о запрете на ношение головных платков, хотя в школе почти не было мусульманок и платки не вызывали никаких проблем. Образовалось два лагеря. Андреас не захотел примкнуть ни к тому, ни к другому. Ему казалось, что оба лагеря лишь сводят старые счеты. В Швейцарии, обмолвился как-то он, на такие вещи смотрят проще. С тех пор на него начали нападать с обеих сторон: одни называли его расистом, другие — женоненавистником. Даже Жан-Марк вдруг ударился в политику и принялся отстаивать республиканские ценности, которые прежде его нисколько не интересовали.
Весенние каникулы Андреас провел в Нормандии. Снова задался целью прочесть Пруста, но в итоге днями просиживал в гостинице, смотрел телевизор или читал газеты и журналы, которые каждое утро покупал в привокзальном киоске. Провел ночь с одинокой учительницей, которую встретил на пляже во время длительной прогулки. Его внимание привлекла большая грудь, и он пригласил учительницу на ужин. Ему пришлось очень долго разглагольствовать, прежде чем он уговорил ее подняться в номер, где они еще долго болтали и опустошили весь мини-бар. Когда они занимались любовью, женщина стонала и громко выкрикивала его имя, что раздражало его. Проснувшись ближе к полудню, он обрадовался, не обнаружив ее рядом. Она оставила ему записку, которую он пробежал глазами и с отвращением выбросил.
В мае снова похолодало, и Андреас подхватил насморк, который потом сменился тяжелым кашлем. Прокашляв три недели, Андреас отправился к врачу. Врач послушал его и сказал, что на всякий случай надо сделать компьютерную томографию. Андреас позвонил в больницу и договорился на среду. А когда позвонила Сильвия, выдумал отговорку. Сильвия рассмеялась и спросила, не нашел ли он новый способ проведения досуга.
Томографию делали недолго, и все было не так скверно, как предполагал Андреас. Он закрыл глаза и пытался представить себе, что лежит на солнечном пляже, но громкие потрескивания аппарата то и дело возвращали его к реальности.