— Кто бы мог подумать! — ехидно смеется Ани. — Ты больше ассоциируешься у меня с блудницей Марией Магдалиной, чем с Христом.
— Пусть блудница, а все же святая женщина, — не сдается Матушка, но продолжить спор с Ани ей не удается, поскольку в палату влетает Гена, которая сообщает, что Лолов и Пеева идут к нам на обход.
Врачи входят сразу же за Геной и направляются к Милкиной койке. Пеева усаживается с одной стороны, Лолов — с другой. И начинают щупать Милкин живот. Перебрасываются какими-то непонятными словами, и разобрать, как обстоят Милкины дела, нельзя. В палату входит сестра, тоже подходит к Милке — укол делать. Милка закусывает губу и молча переворачивается на живот. Бедняжка, всю искололи, места живого не осталось. Сестра уходит. Милка снова переворачивается на спину, натягивает одеяло и устремляет тревожный взгляд на Пееву.
— Не волнуйся и ничего не бойся, — успокаивает ее та, отпуская одну из своих дежурных улыбок.
— Но ведь снова боли начались и кровь, — произносит Милка чуть слышно.
— Ничего страшного, — говорит Лолов. — Это на нервной почве, пройдет. Я ведь сказал тебе: старайся не нервничать.
— А как ребенок? Сердечко бьется?
— Бьется. Гарантирую тебе мальчика, а если будешь слушаться, даже двоих.
— Да, есть такие признаки, — уточняет Пеева. — Все будет хорошо. От тебя же пока требуется только одно: не нервничать.
Пеева уходит, а Лолов усаживается на стул, достает сигарету, долго мнет ее в пальцах и обращается к нам:
— Сегодня ко мне приходила сельская молодежь, просят, чтобы помогли им в организации какого-то там праздника. Вот я и решил предложить вам… Девчонка одна была с ними, боевая такая. Знаете, что заявила? Мы хотим, говорит, устроить встречу с вашими больными, поговорить об их проблемах. Ну, я ответил ей, что, мол, свои проблемы они сами обсудили предостаточно. А вот если бы вы помогли им отвлечься от этих проблем, развеяться — другое дело.
Лолов умолкает, но Матушка тут же заполняет паузу:
— А почему бы нам не обсудить их проблемы? Наверняка они у них имеются, и еще неопределеннее, чем наши. С нами все ясно, а вот с ними — еще вопрос. Сегодня они находятся по ту сторону железного занавеса, а завтра могут оказаться по эту, рядом с Матушкой…
Смеемся дружно, и не столько над словами Матушки о железном занавесе, сколько над тем, что эти боевые-молодые, которые предлагали обсудить наши «проблемы», могут и в самом деле оказаться в скором времени рядом с нами. Конечно, веселость наша жестокая, злая, но что поделаешь.
— Словом, я позвоню им, предупрежу, что вы придете, — продолжает Лолов. — Это Дом молодежи, секция культурно-массовой работы.
— Конечно, пойдем, — как всегда расписывается за всех Матушка. — Мы в самый раз для такой работы — культурной и массовой.
— Только не очень задерживайтесь, — предупреждает Лолов уже на выходе. — А то сестра волноваться будет.
— Избави нас бог от сестер, отцов и остальных опекунов, — бормочет Матушка, стаскивая ночную сорочку.
— Если есть Матушки, почему бы и отцам не быть? — замечает шутливо Лолов уже из коридора.
Но Матушка не была бы Матушкой, если бы осталась в долгу, поэтому она прошагала к двери — как была, в одних штанах, — и, размахивая своей огромной ночнушкой, крикнула Лолову:
— Хорошо, пусть будут! Пусть! Но только в этом году будет и еще кое-что.
— Что именно? — оглянулся Лолов и, увидев Матушку в таком виде, улыбнулся — видимо, привык к ее номерам и решил не обращать внимания.
— А то! План не выполните по приемосдаче детей, двоих точно уж недосчитаетесь! — заявила она и, повернувшись своим огромным задом к Лолову, прошествовала походкой кавалерийской лошади в палату.
— Это правда, что говорит Матушка, Ленок? — Гена прекращает краситься и оборачивается ко мне.
— Что? — спрашиваю я.
— Неправда — так будет правдой! — произносит раздраженно Матушка. — Ленок не из тех, кто бросает своих детей, не то что некоторые вертихвостки… Да, смотрю я на вас, девчата, и вот что думаю: только Ани, как самая ученая из всех нас, уйдет отсюда чистая, как младенец… Ну да ладно, давайте, дети мои, одевайтесь, культурно-массовая работа нас ждет!
— Что-то не хочется идти, — говорю я, так как у меня неожиданно разболелась голова. В последнее время со мной такое случается довольно часто.
— Не выдумывай, а то я, кажется, возьмусь за тебя, — повышает голос Матушка.
Ничего не поделаешь, я собираюсь. Выходя из палаты, целую Милку. Она давно уже никуда не ходит, все лежит. В какое-то мгновение мне кажется, что я не хочу идти никуда из-за Милки. Я заметила, что день ото дня мы становимся все менее чуткими друг к другу, суше, черствее, видно, такими нас сделали наши несчастья. Мне жаль Милку, уж я-то знаю, чего стоят ей это лежание и уколы, койки-то наши рядом, слышу, как плачет по ночам от боли. И все же я ухожу вместе со всеми.