Наступил разгром немцев под Москвой. Наши две эскадрильи воздушных разведчиков передислоцировались в освобожденные города. Одна – в Калинин, на аэродром Мигалово. Моя «эскадра» – севернее, в район Валдая, на аэродром с именем деревни Выползово. Минуем гарнизонную проходную и видим разбомбленные кирпичные жилые дома, административный корпус, столовую. Все схожее с монинскими строениями, только скромнее. Нам придется жить в заброшенных деревянных домишках и первым делом колоть дрова и топить печки. Мерзли всю ночь. А утром за кустарником увидели такой же, как в Монино, высоченный Дом культуры. В него также угодила немецкая фугаска. Стену отремонтировали. На расчищенной площадке я по вечерам играл ребятам на танцах. Однажды приехала фронтовая агитбригада артистов. О, чудо! В ее составе была любимица Клава Шульженко. Она появилась в гимнастерке. Спела «Синий платочек», но с новыми словами. Их сочинил солдат Волховского фронта М. Максимов. Их знают ныне все советские люди: «За них, родных, любимых, желанных таких, строчит пулеметчик за "Синий платочек", что был на плечах дорогих». Зал взорвался овацией. Заставил ее повторить исполнение.
Мы были первыми, кто услышал обновленный «Синий платочек». Помню, в Выползово я вскочил на сцену, припал на колено и поцеловал руку певице. Разговорились. Она рассказывала, как выступала в осажденном Ленинграде, как не раз переезжала «дорогой жизни» по льду озера. Я спросил ее, не забыла ли она «Челиту» и «Кукарачу». Она улыбнулась. Всему свое время.
И верно. Я через многие годы стал корреспондентом «Известий» в Мехико. Я не встречал там девушку по имени Челита, хотя озорных девчат там хватало. Зато мелодия быстрого вальса композитора Фернандеса стала там чуть ли не вторым гимном. Она звучала по радио, на свадьбах, на проводах. Всюду! Только называется она «Cielito Lindo». В буквальном переводе «Небо прекрасное». В устах мексиканских мужей, женихов звучит более ласково и поэтично «прекрасное облачко», «моя звездочка». Припев начинается так же, как мы знаем: «А-я-я-яй!» Но дальше – ни слова про Челиту:
Ay, ay, ay, ay canta y no llores
Por que cantando se alegran
Cielito lindo los corazones.
В моем сухом переводе звучит: «Пой, а не плачь! Поскольку пение веселит сердца». А откуда же взялась Челита? Не знаю, но догадываюсь, что поэт Н. Лабковский первую букву в названии песни «Сьелито» прочитал (или ему подсказали) как «Ч». Далее все сходится. Воздадим ему хвалу за выдуманный образ задорной, строптивой Челиты. Он поступил как отличный поэт-текстовик.
Если кто-то из туристов захочет послушать «Сьелито», надо ехать в центр Мехико, на площадь Гарибальди. Там днем и ночью дежурят несколько оркестров «марьячис» в национальных костюмах. Такой удивительной ярмарки оркестров нигде нет в мире. Вы выбираете оркестр, сговариваетесь о цене одной песни или целой вечеринки в вашем доме. Не понравилось пение, идете к другим марьячис. Однажды я стал подпевать незнакомому оркестру. Все ту же «Челиту». Музыканты прислушались и спросили, на каком языке я пою. Я ответил, что я русский. Нашего брата в Мексике уважают. Они попросили меня спеть все куплеты, а сами подтянут лишь припев. Так они решили завлечь посетителей. Я спел, что помнил:
Ну, кто в нашем крае Челиту не знает:
Она так умна и прекрасна
И вспыльчива так и властна,
Что ей возражать опасно.
И утром и ночью поет и хохочет,
Веселье горит в ней, как пламя,
И шутит она над нами,
И с нею мы шутим сами.
Припев:
А-я-я-яй! Что за девчонка!
На всё тотчас же сыщет ответ,
Всегда смеется звонко.
А-я-я-яй! Зря не ищи ты,
В деревне нашей, право же, нет
Другой такой Челиты.
Жемчужные горы сулят ей сеньоры,
Но денег Челите не надо,
Она весела и рада
Без денег и без наряда.
По нраву Челите лишь солнце в зените,
А всех кавалеров шикарней
Считает простого парня,
Что служит у нас в пекарне.
Припев.
Для нашей Челиты все двери открыты,
Хоть лет ей неполных семнадцать,
Но взрослые все, признаться,
Ее, как огня, боятся.
И любим ее мы и сердим ее мы,
И справиться с нею нет мочи.
Над нами она хохочет
И делает все, что хочет.
Михаил Суслов
Многим, очень многим могут гордиться советские люди. Иностранцы по возвращении из СССР удивленно рассказывали, что в метро, автобусах видели пассажиров, склонившихся над книгами. И подтверждали факт, что вчера еще полуграмотная крестьянская Россия стала самой читающей страной в мире. К слову, в главе о моем друге токаре-поэте Саккелари рассказывается, как комсомольцы учили рабочих «ликбезу». Книжки у нас издавались миллионными тиражами. До рассвета в Москве, на Неглинной, занимали очередь у магазина, принимавшего заявки на подписные издания.