Шагая до полевого аэродрома в Польше, проходил возле пасущихся красивых жеребят. Пугливых. Лишь один позволял приблизиться и погладить. Обращаясь к милым юным лошадкам, написал: «Скоро, скоро еще молодыми оседлают и вас, как меня». Надо же, однажды комиссар полка, услышал эти строки, но только усмехнулся и погрозил мне пальцем.
Война закончилась, началась студенческая жизнь. Я расстраивался, когда читал стихи перед студенческой аудиторией на концертах, ибо мне вежливо хлопали и только. Зато мои песни вызывали горячий прием. Они звучали в исполнении профессионалов, будущих выпускников консерватории, учившихся в нашем вечернем заочном отделении. Среди студентов были свои отличные голоса – тенор Юра Волков, баритон Николай Серегин и другие. Я им аккомпанировал. Сколько радости, счастья приносили эти концерты! Выпускница консерватории И. Стебакова, ставшая известной пианисткой, аранжировала и записала ноты для пиано свыше сорока моих песен. Папка с нотами хранилась много лет в ящике на лоджии. За годы лишь пожелтели края бумажных листов. А однажды вдруг обнаружил другую папку, со стихами. Страниц 90 на машинке. Я про них забыл. Прочитал заново. Мне понравились. Некоторые даже очень. Я предлагаю их вашему вниманию. Прочтите, надеюсь, не пожалеете.
Посвящение
Когда мой ум и сердце негодуют,
Когда тоска, бессилие, слеза,
Я Музу призываю и целую
Ей руки, плечи, шею и глаза.
Она мне шепчет рифмы и мотивы.
Беру перо – дрожит моя рука.
Строку окончу – я уже счастливый!
Стихотворенье кончу – где тоска!
Бессилье, слезы, ненависть? – Я снова
Спокоен, тверд, упрям в своем пути.
Так, может, чувство переходит в слово,
Других тревожа. Но в моей груди
Стихает боль. И рана заживает.
Пусть ненадолго, пусть не навсегда!
(Не тот счастлив, кто вовсе не страдает.)
Так я лечился радостью труда.
Была причина слезам и бессилью,
Тоске, всему, что веет от стихов.
А каждый стих был взмахом юных крыльев,
Что поднимали ввысь до облаков.
Не выбираю лучшие – их нету
И не сжигаю худшие. К чему?
Здесь все, что в молодости спето,
Предназначалось сердцу моему.
29.06.49 г. Истра
У костра
Люблю у костра я о счастье мечтать;
Пока его жар не остынет,
Из тысячи горных дорог выбирать
Прямую к заветной вершине.
Люблю я смотреть, как пылают дрова,
А пламя охвачено дрожью.
И думать, что где-то родная Москва
Мне будет надежным подножьем.
Огонь то утихнет, то снова лизнет
Сухие сосновые доски.
Мне в жизни шагать то назад, то вперед
Сквозь радости, горе и розги.
Костер догорает, еще угольки
Сверкают. Пока не погасли.
Есть время понять, отчего нелегки
Дорожки, а цели – неясны.
От досок сгоревших лишь дым голубой,
Да сажа и пепел остались.
Я знаю, мне надо быть в топке людской
Крепче кованой стали.
25.11.45г. Торн
Что может быть?
Вспомнишь мечты – задергает веки,
Руки, дрожа, окунутся в вине.
Брызнет слеза по годам, улетевшим на ветер,
Брызнет слеза по ушедшей весне.
Взглянешь назад – передернутся плечи,
Смотришь вперед – и качнешь головой.
Тем тяжело, кто судьбою навек искалечен,
Тем нелегко, кто остался живой.
Стоит ли, друг, хмурить брови и лица?
Стоит ли нам унывать и хандрить?
Хуже того, что прошло, что во сне не приснится,
Хуже того что еще может быть?
05.12.45 г. Торн
Роды
Был тихий, теплый, майский вечер,
Когда шептал ей, обнимая
Тугие неземные плечи:
«Я… я… беременен, родная».
О, сколько месяцев забота
Бросала в жар и пот холодный,
Когда вынашивал кого-то
Подобно женщине дородной.
Тайком стонал, когда все спали,
Вертясь с лопатки на лопатку.
Мне все казалось: вот, начало,
Идут предродовые схватки.