Мы мило поболтали о том о сем, попили чаю, и вскоре я засобиралась восвояси. Напоследок я все-таки решилась дипломатично спросить Маньку о маме. Ее реакция меня ошеломила. Спокойное и благостное лицо подружки перекосила гримаса, она вдруг зарыдала в голос. Бойфренд метнулся к ее бьющемуся в рыданиях телу и крепко прижал к себе, знаком показывая мне, что пора выметаться. И только вслед мне неразборчиво крикнул:
– А ему передай, что еще раз сюда сунется – убью на хер!
Я рванула по лестнице сломя голову, ничего не понимая, и попала прямо в руки математичке.
– Ну что там? – заглядывая мне в лицо, спросила безутешная мать.
– Э-э-э, – невнятно промычала я, – похоже, что она к вам не вернется.
* * * * *
Незаметно вслед за холодной зимой пришла холодная весна. История Маньки в школьной жизни отошла на второй план, так как начались привычные дворовые войны, бессмысленные и беспощадные. Шли 90-е годы кровавого XX века. Еще не было компьютеров и мобильных телефонов, да что там компьютеры, не открылись даже первые видеосалоны. Толпы озлобленных подростков бесцельно скитались по улицам в поисках приключений. Родители их, сломленные крушением СССР, старались выжить на руинах разбитых заводов и фабрик или просто тупо спивались, не выдержав испытаний «новой жизнью»…
Город был разделен на зоны, которые контролировали молодежные преступные группировки. С наступлением темноты улицы вымирали. Редкие прохожие торопились попасть домой до встречи с «османятами», сторонниками криминального авторитета Османа, который жил на окраине города, и «Куневой» – бандой из центра.
Подростки приобщались к блатной культуре отсидевших родителей, очаровываясь романтическими песнями из зоны и обычаями уголовников.
Частенько из дворов доносились звуки гитары с жалостливыми напевами типа:
«Голуби летят над нашей зоной,
голубям нигде преграды нет,
как бы мне хотелось с голубями,
мама, на родную землю улететь…»
Однако зачастую обычаи требовали испытания кровью. В дворовых сражениях стенка на стенку в ход шла железная арматура. Против этой силы никто не мог устоять в одиночку.
Шел март, приближались выпускные экзамены. Учителя лихорадочно пытались впихнуть школьную программу в одурманенные гормонами мозги своих незадачливых учеников. Но у подростков на первом месте были другие интересы. Они соревновались, кто круче и блатнее.
Я полюбила вечерами сидеть у Маньки в общаге, и нередко оставалась у нее ночевать, когда Гришка, тот самый «мужик» с ямочкой, работал в ночную смену. Новая подружка оказалась интересной собеседницей, и время с ней пролетало незаметно. Я помогала ей готовить на огромной общей кухне нехитрые обеды. Кроме того, приносила ей из школы задания, и мы частенько проводили время за уроками.
В тот день Гришка возвращался домой пораньше, хотел, наверное, успеть на поздний ужин и поболтать с нами, пока мы еще не уснули. А в банде Османа проходила инициация новых членов. Обряд посвящения заключался в том, чтобы выбрать прохожего и нанести ему удар железной арматурой.
Гришка не боялся тринадцатилетних сопляков, он отслужил в десанте и владел всеми приемами рукопашного боя. Поэтому когда хилый шестиклассник на темной улице пропищал ему сакраментальное: «Дядя, дай закурить!», он только благодушно улыбнулся, готовясь ответить отказом. И даже когда из темноты показались фигуры других молокососов, уже с железными прутьями в руках, он не напрягся. Жизнь не готовила его к схватке с детьми.
Опытным глазом Гришка выцепил в толпе заметный силуэт Османа и на ощупь ударил его, как учили в армии. Осман взвизгнул от неожиданности и дико закричал: «Бейте его, суки! Убейте его! Иначе я вас всех замочу!!!» Зверь в образе человека страшно кричал и беспорядочно в темноте наносил удары по малолеткам. Градус всеобщего ужаса нарастал. Малолетние убийцы, испугавшись угроз пахана, хаотично били по Гришке. Наконец кто-то из жителей микрорайона вызвал милицию. Машина осветила фарами место побоища.
Османа еще долго не могли оттащить от мертвого Гришки, он все долбил и долбил его метровым железным прутом по тому месту, где была голова, обдавая кровью своих подельников…
* * * * *
Наилю Османову, главарю банды «османят», дали 15 лет строгого режима. На суде многочисленные родственники громогласным хором на все лады расхваливали его судье, говоря, какой он хороший муж, отец, внук и брат… Сидя в клетке, Осман победно улыбался. Его жестокое восточное лицо с широкими скулами не выражало ни капли раскаяния.