Тоньке было лет 12, когда из мест заключения вернулся Зеленый. Как оказалось, все эти годы Манька посылала ему в зону «грев»: чай и сигареты. Удивлению Ковшика не было предела. С трудом могу представить себе его реакцию на поведение любимой супруги.
После возвращения Зеленого у Ковшика с ним началась настоящая война. Майор бил Зеленого при каждом появлении, тот шел в отделение и снимал побои. Вскоре у милиционера начались серьезные проблемы на работе, в результате чего Манька попала в больницу со сломанными челюстью, ребрами и разорванной селезенкой. Зеленый забрал всех детей к своим родственникам. Ковшик провел военную операцию, пытаясь забрать у уголовника свою дочь Лизу, но потерпел неудачу. У Гены тоже нашлись какие-то рычаги влияния, так как криминал с правоохранительными органами тогда сросся где-то на высоком уровне в одно целое.
На этом фоне битва следака с уголовником приобрела непредсказуемый характер. В итоге Ковшика уволили из органов, и он пьяный утонул в ванне, а Зеленый, как оказалось, подхватил на зоне туберкулез в активной форме и заразил часть Манькиных детей. На фоне всех передряг у него развилось легочное кровотечение, и вскоре он отбыл вслед за своим соперником на кладбище Урюпинска.
Манька долго и упорно лечила детей от туберкулеза, а потом врачи предложили ей уехать в деревню, где, по слухам, были чистый воздух и свежее молоко.
Манька решительно продала городскую квартиру Ковшика и купила дом далеко за городом. Там дети пошли в школу, а Маньку взяли на работу на элеватор, жизнь стала как будто налаживаться… Но все-таки раз в три месяца нужно было ездить с детьми на осмотр в туберкулезный диспансер, в город.
Каждый раз для Маньки это был «выход в свет»: она снимала свои резиновые сапоги, красилась, делала укладку, наряжала детей.
И вот же надо было такому случиться, что в тубдиспансере на приеме работал неженатый доктор. Причем ему было уже лет 50, но он все равно был холост. Этот факт должен был бы насторожить кого угодно, но только не мою бедную подругу. Доктор начал ухаживать за Манькой всерьез. Подвозил на своей машине за 80 километров, говорил ласковые слова. Манька млела. Небо снова стало для нее голубым, а трава – зеленой. Откуда-то взялась невероятная энергия. Целыми днями после работы она намывала полы в доме, пекла пироги и буквально летала от счастья. Ну и опять залетела, как уж водится.
– Господи, Маня, ну у тебя и так трое, куда тебе еще? – недоумевали подруги.
– Ой, не говорите, но Миша обрадуется, я уверена: мужчина в годах, детский доктор. С чужими малышами возится, неужели от своих не растает?
Миша известию обрадовался, но не обрадовалась этому суровая Мишина мама. Устроила скандал, да с сердечным приступом и причитаниями, что, дескать, какая-то многодетная аферистка Мишеньку ее великовозрастного хочет окрутить и женить на себе.
Манька такого развития событий не предполагала. Не предполагала она и того, что Миша окажется невероятно плодовит, и родит она от него двойню, не предполагала, что роды близнецов часто проходят тяжело, и бывает, что у одного, а то и у обоих малышей, родившихся в паре, диагностируют ДЦП. Не предполагала, что Мишенька любит детей только на расстоянии…
* * * * *
После известия о рождении Манькиных близняшек интернет-совет бывших одноклассниц собрала Верка. Закадычная подружка всегда отличалась умением выстраивать стратегию борьбы с любыми жизненными трудностями, может быть, еще и потому, что носила красивую грузинскую фамилию, всегда вспоминаемую подругами в сложных обстоятельствах.
Смогулия наша на общем совете постановила признать новорожденных общими побочными детьми и выделять Маньке раз в месяц кто сколько может, но не менее 500 рублей.
В начале двухтысячных Верка поразила нас тем, что, будучи абсолютной грузинкой, умудрилась не только уехать в Израиль на ПМЖ, но еще и отслужить там в армии. Фото высокой голубоглазой шатенки с автоматом в руках облетело всех одноклассников. Позже подружка смогла подтвердить на иврите свой диплом врача и даже стала местной звездой психиатрии в Ашкелоне. Обратной стороной успеха была потеря Веркой русского языка. Когда мы увиделись с ней 15 лет спустя, бывшая одноклассница с трудом подбирала слова в разговоре. Я даже сначала подумала, что она прикалывается.
И только когда Веркин старший сын Ариель, фотографируя нас, сказал: «Давайте я буду взять с вами фото», я поняла, что это не шутка. Младшие Веркины дети стали настоящими израильтянами и уже не говорили по-русски…