Ненавязчиво поглаживаю ее кожу через ткань, рисую завиток вокруг соска, и он отзывается на мою ласку, приобретая твердость. Второй рукой накрываю ее колено, а потом забираюсь пальцами все выше, и, наконец, проскальзываю под ткань ночнушки. Китнисс нежно целует меня в шею, и на коже появляются мурашки: рывком подтягиваю жену на себя, и она, усмехнувшись, садится сверху.
Наши губы встречаются, поцелуи становятся все жарче – мне ее всегда мало. Ловлю прерывистые вздохи жены, дарю ей свое рваное дыхание. Я возбужден и голоден, а она единственная, кто в состоянии утолить жажду моего тела.
Звук бьющегося стекла, донесшийся с первого этажа, заставляет нас оторваться друг от друга. Китнисс недоуменно смотрит на меня сверху вниз, а я пожимаю плечами, выпуская ее из объятий.
– Ветер, наверное, – бормочу, выбираясь из постели. – Пойду, посмотрю.
Жена откатывается в сторону, игриво глядя на меня.
– Только быстро, – она облизывает губы, призывно причмокнув. – Я тебя жду…
Плотоядно улыбаюсь и выхожу в коридор. Тут почти светло: гирлянды, развешенные под потолком, переливаются сотней лампочек, и я без труда вижу, что дверь детской спальни закрыта, изнутри не доносится ни звука.
Я испытываю нежность, когда представляю как Тэм, с головой забравшись под одеяло, посасывает свой палец, а Рисса, наоборот открывшись, свесила ногу за край и похрапывает, видя уже не первый сон. Наши дети – моя бесконечная гордость: такие же красивые как их мать, сообразительные и милые.
Я не включаю свет, когда спускаюсь по лестнице и заглядываю в гостиную, где еще теплятся угли в камине, и лесная гостья сияет, как разноцветная свечка. Под ней разложены коробки с подарками, завернутые в яркую бумагу, – мы с Китнисс заранее позаботились о том, чтобы сын и дочь, проснувшись, нашли сюрпризы от Санта-Клауса.
Чувствую, что в спину дует сквозняком, и разворачиваюсь, захожу на кухню, зажигаю там свет. На столе недоеденный праздничный торт, а в тарелке рядом с ним россыпь маленьких оранжевых солнышек – апельсинов, которые так любит Риса.
Я сразу замечаю разбитое окно, зияющее некрасивой дырой, и гору осколков на полу: некоторые крупные, а часть почти зерна, будто чья-то тяжелая нога раскрошила их, наступив. Меньше всего это похоже на последствия того, что ветка растущего рядом дерева могла удариться в окно: на улице совершенно безветренно, да и створка окна… приоткрыта.
Ощущаю, как в одно мгновение в комнате становится нестерпимо холодно – это от страха, который судорогой сковал сердце.
Опасливо озираясь, я кидаюсь в гостиную, хватаю кочергу, закрепленную возле камина, и тороплюсь наверх. Я пытаюсь не поддаться панике, но картинки давно минувшего прошлого вдруг встают перед глазами: боль, ужас и безысходность – они снова вместе со мной, топают рядышком, шаг за шагом поднимаясь на второй этаж.
Я толком не могу сообразить, откуда ждать беды. Кто-то пробрался в мой дом? Кто и зачем?
Кровь пульсирует в венах, когда я неторопливо приоткрываю дверь в спальню детей, но там… Тихо и спокойно. Сын, действительно, лежит полностью укрытый одеялом, а дочь, раскинув руки в стороны, сладко спит. Картина настолько умиротворяющая, что я практически успокаиваюсь, ругая сам себя – у страха глаза велики. Ну, кому могло понадобиться влезть в наш дом? Мы живем тихо мирно, никого не трогаем, откуда взяться врагам?
Опустив оружие, почти лениво дохожу до собственной спальни и распахиваю дверь. Глаза видят, но в первое мгновение я отказываюсь понимать происходящее. Сон. Кошмар.
Один из кошмаров, которые снятся мне время от времени. Только теперь сон стал явью: одеяло и подушка на полу, вторая подушка порвана, словно прорезана ножом. Еловая ветка лежит на ковре: одна из игрушек, украшавших ее, разбилась при падении, а вокруг растеклась лужица воды, еще не успевшая впитаться в ворс.
Китнисс стоит посреди комнаты, бледная, будто увидела призрака. Я тоже его вижу. Ад, должно быть, разверзся под моими ногами, потому что иначе я не могу объяснить присутствие в комнате второго человека: помощник Люцифера, мой мучитель. Ее насильник.
Сэм стоит позади моей жены, крепко прижимая ее к себе, а лезвие его ножа прижато к ее тонкой шее. Лицо Китнисс мокрое от слез, а сама она дрожит, как осенний лист, готовый сорваться от резкого порыва ветра.
– Привет, парень, – усмехается мужчина, скалясь в полумраке. – Давно не виделись, правда?
Я нервно сглатываю – даже это простое движение дается мне нелегко, потому что все силы я бросаю на то, чтобы не совершить глупость и не броситься опрометью к врагу. Не отвечаю на его издевку, пытаюсь оценить обстановку…
Не важно «как» он сюда пробрался. Понятно «зачем». Вопрос в том, как выбраться из неожиданной западни, в которой оказалась моя семья.
– Не люблю незаконченных дел, знаешь ли, – произносит Сэм, проводя пальцами вверх по руке Китнисс: жена заходится в новом приступе лихорадочной дрожи, и крупная слеза стекает по ее щеке. – Тебе ведь обещали, что ты сдохнешь?
Он гогочет, отчего меня передергивает. Исчадие ада в моем доме, в моей спальне. Жена и дети беззащитны. Как и я сам.
Прикрываю глаза, когда слышу новую угрозу, заставляющую меня покраснеть от отчаянья:
– Сегодня мы закончим начатое, Мелларк. Я ждал этого долгие годы, и, поверь, я придумал сотню способов, как заставить тебя и твою суку страдать.
… … …
… … …
… … …
С наступающим всех новым годом :)
========== Эпилог (часть 2) ==========
Комментарий к Эпилог (часть 2)
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
не бечено
Задерживаю дыхание, стараясь не поддаться панике, хотя мое тело трясет, а дыхание прерывисто. Вмиг онемевшие пальцы, тем не менее, крепко сжимают рукоять кочерги, которую я, к сожалению, вряд ли смогу пустить в ход до тех пор, пока Сэм не уберет нож от горла Китнисс.
Несмотря на полумрак пытаюсь вглядеться в лицо мужчины, который когда-то окунул меня в океан боли. Прошедшие семь лет добавили морщин на его и без того некрасивое лицо, на щеке появились красные пятна-язвы, но есть что-то еще: едва уловимое, но пугающее. Новый изгиб в оскале улыбки, незнакомый прищур и сами глаза: Сэм и раньше умел запугивать одним взглядом, но теперь к этому добавился какой-то нездоровый блеск, полубезумный, полуигривый.
– Заходи, гостем будешь, – предлагает враг, намекая на то, что я все еще стою в дверном проеме.
Делаю неуверенный шаг вперед, задевая левой ногой валяющуюся на полу подушку, и осторожно прикрываю за собой дверью, стараясь не хлопнуть – дети временами спят довольно чутко. Дергаю щеколду: инстинкт опережает даже мысли: чтобы не произошло, ни Тэм, ни Риса не должны войти в комнату – я, как могу, пытаюсь обезопасить их.
Сэм, увлеченный тем, чтобы посильнее стиснуть предплечье Китнисс, не замечает моего движения. Я даже на мгновение начинаю думать, что сумею воспользоваться ситуацией и напасть, так что прижимаю кочергу вплотную к ноге и делаю несколько шагов, но бывший охранник, очевидно, не так рассеян, как мне показалось. Усмехнувшись, он поднимает глаза прямо на меня и требует, чтобы я убрал оружие.
– Брось железяку там, проходи и ложись.
Сэм кивает на кровать, и мое лицо искажается от намека, а сердце начинает биться еще чаще, испуганно вздрагивая. Снова наблюдать? Опять причинять Китнисс боль? Этого просто не может быть – слишком уродливо, чтобы быть правдой.
Китнисс зажмурилась, ее щеки блестят, мокрые от слез, а плечи подрагивают от рыданий, которые становятся все сильнее. Ее грудь вздымается от прерывистого дыхания, а кожа бледная, как мел.
Я не двигаюсь – не выполняю приказ, и это раздражает врага: он встряхивает мою жену, словно куклу, и приставляет кончик ножа к ее подбородку. Китнисс взвизгивает, почувствовав боль, и затихает, а я решаю, что пока у меня нет хоть какого-то плана по спасению наших жизней, придется подчиниться. Кладу кочергу на пол, а сам продвигаюсь вглубь комнаты, усаживаясь на край кровати.