По предложению Лебе наладить связь с русскими людьми поручили Эрнсту Генле. Как научный сотрудник центральной лаборатории и ближайший помощник ее руководителя — доктора Майера, он имел свободный доступ во все цехи завода. Вместе с тем считали, что Эрнст вне подозрений у гестаповцев.
…На следующий день после бомбежки завода Эрнст находился в лаборатории сборочного цеха. К вечеру он увидел, что цеховую лабораторию будут убирать от мусора русские рабочие. Эрнст решил воспользоваться этим, чтобы еще раз без помех понаблюдать за ними. Случай помог Эрнсту сойтись с Луговым и Органовым.
— Все получилось так неожиданно, — рассказывал потом Эрнст своим товарищам. Мне повезло, помог случай…
— Не совсем так, — попыхивая своей короткой трубочкой, возразил Франц Лебе. — К этому, так называемому случаю, мы все готовились.
— Да, это так, — согласился Генле.
— И мне думается, вам, Эрнст, следует теперь удвоить бдительность, у нас нет гарантий, что гестапо не обратило внимания на события в лаборатории. Во всяком случае, нам необходимо некоторое время выждать, понаблюдать. Сейчас это, на мой взгляд, совершенно необходимо.
Прошло недели три. Однажды, засидевшись в своем кабинете, доктор Майер решил зайти в отделение к Эрнсту, где работал теперь вечерами и русский профессор. Когда доктор вошел, Аркадий Родионович и Эрнст, увлеченные работой, не заметили появления своего шефа. На столе Органова лежала маленькая по формату, но ясно вычерченная схема. Русский профессор и ассистент Генле с помощью таблиц и графиков вычисляли коэффициент полезного действия незнакомой Майеру резонансной системы магнетрона. Присмотревшись к ней, Майер понял, что это все относится к передающему устройству локационной станции, по-видимому, очень большой мощности.
— Простите, профессор… — Майер указал на схему. — Это очень любопытно…
Органов побледнел. Эрнст в замешательстве отошел к окну. Но Майер ничего этого не заметил, он по-настоящему заинтересовался схемой.
— Профессор, возможно, это нескромно с моей стороны, но скажите, пожалуйста, ваша работа имеет отношение к тем изысканиям, о которых в свое время кое-что сообщалось в печати?
Аркадий Родионович невольным движением руки закрыл схему.
— Вы не ошибаетесь. Но, доктор, это предназначается не для войны…
Когда Эрнст обернулся, доктора Майера в лаборатории уже не было. Органов продолжал стоять возле стола.
Эрнст посмотрел на распахнутую дверь, за которой скрылся Майер. И ему вдруг показалось, что в глубине коридора промелькнула человеческая тень, Эрнст невольно направился к двери. Одновременно с ним к двери подошел Герберт Хюбнер.
— Поздно, поздно работает, дорогой Генле! прищурив глаза, сдержанно произнес Хюбнер. Он бесцеремонно отстранил Эрнста и вошел в кабинет.
— О-о! И герр профессор здесь? — делая удивленное лицо, почему-то радостно воскликнул Хюбнер. Его глаза воровато осмотрели стол…
— Герр Хюбнер, извините, но мы заняты, — довольно резко сказал Эрнст.
— Простите, помешал, — с трудом сдерживая злость, проговорил Хюбнер и, круто повернувшись, вышел.
В лаборатории снова воцарилась тишина.
— Аркадий Родионович, — окликнул ученого Эрнст. — Не тревожьтесь…
Профессор Органов посмотрел на Генле, вынул из папки сложенные туда при Хюбнере бумаги и переложил их во внутренний карман пиджака.
В этот вечер они больше не работали…
Новый шаг к решению проблемы, над которой Органов трудился уже много лет, он сделал здесь, в плену. Аркадий Родионович вполне отдавал себе отчет, что и в том незавершенном виде, в котором выписаны принципиальные схемы, данные анализов и опытов — рукопись дает ответ на многие сложнейшие вопросы, не решенные еще учеными и крупнейшими специалистами по радиолокационной технике.
Какую ценность представляют записи расчетов и результатов многолетних изысканий, видно и по тому, что они, по существу, позволяют подойти вплотную к созданию необычайно мощных радиолокационных передатчиков, которые смогут помочь человеку проникнуть в глубину космического пространства. Но и это — не предел. Органов страстно верил в тот день, когда человек пошлет в океан вселенной межпланетные корабли, управляемые с помощью радиоволн. Порукой тому были замечательные достижения советских ученых, с которыми ему пришлось работать до войны в одном из крупнейших научно-исследовательских учреждений. Аркадий Родионович знал, что его советские коллеги сейчас тоже работают над теми же проблемами, над которыми трудится и он, и Органов был уверен, что они на верном пути и обязательно придут к тем же выводам, к которым пришел он сам. Однако на это потребуется время, большое напряжение сил… Как сейчас могли бы помочь им его открытия в области радиолокационной техники… Но он находится далеко, очень далеко от своих товарищей, он — в плену…