— Мы никогда не ошибаемся, герр доктор, — не дослушав ученого, холодно отчеканил гестаповец, Он повернулся к своим людям.
— Увести!
И снова перед глазами Органова мелькнул белый череп на околышке фуражки гауптмана. Молодого ученого толкнули к дверям. Он обернулся:
— Прощайте…
Здоровенный гестаповец рванул арестованного. Эрнст ударился головой о дверной косяк. Он пошатнулся, но удержался на ногах — у самой двери Эрнст заметил ассистента Герберта Хюбнера. Их взгляды встретились. Эрнст уловил в прищуренных глазах Хюбнера злорадство. И Эрнст понял все.
— Подлец!.. Наци… — раздался негодующий голос Эрнста. Двое гестаповцев вытолкнули его из лаборатории.
— Варвары… — задыхаясь и уже не владея собой, закричал Майер. К ученому угрожающе приблизился гестаповский офицер:
— Что вы сказали? Что?! — Гестаповец был взбешен. Он не привык слышать оскорбления. — Мы вам это припомним, герр доктор! — Гауптман повернулся на каблуках и быстро вышел. Вслед за ним выбежал Шницлер. Сразу же ушел и Хюбнер.
В лаборатории остались только доктор Майер и Органов. Они оба были потрясены случившимся. Аркадий Родионович молча подошел к немецкому ученому, взял его за руку:
— Я понимаю, тяжело… Эрнст — душевный человек… добрый товарищ…
— Мой любимый ученик… — скорбно прошептал Майер. Пожав руку Аркадию Родионовичу и почти ничего не видя перед собой, он вышел из лаборатории. Сначала Органов хотел было пойти вслед за доктором, но раздумал. Аркадий Родионович понял, что Майеру пока лучше побыть одному.
Аркадий Родионович перенес немало невзгод за последнее время, но арест Эрнста сильно подействовал на него. За время работы вместе с Эрнстом Генле профессор привык к нему, больше того, он полюбил этого способного научного сотрудника, молодого ученого и чуткого товарища.
Теперь Аркадий Родионович понял, какая опасность нависла над подпольщиками. Он успел неплохо узнать Эрнста и не сомневался в его стойкости. Но русский профессор знал другое — у гестаповцев есть хитрые, хорошо знающие свое дело следователи. Пытка, обман, провокации — их обычные методы. А Генле — молодой коммунист, он недостаточно еще закалился в борьбе, не имеет опыта… Выдержит ли он?
Майер долгое время считал, что политика — ни в коей мере не должна отвлекать ученых от научно-исследовательской работы. И только последние месяцы доктор начал все больше задумываться над событиями, происходящими в Германии. Он вспомнил о своем недавнем визите к старому другу…
…Репродукторы точно так же, как два-три года назад захлебывались… «Доблестные войска фюрера готовятся к решительному контрнаступлению. Требуется еще одно усилие немецкой нации, чтобы выиграть войну… Хайль Гитлер!»
Истерические голоса беснующихся нацистских дикторов-фанатиков ведомства Геббельса с утра и до поздней ночи не замолкали. Даже дождь, третий день хлеставший по асфальту и бетонным мостовым Берлина, не мог заглушить надрывающихся голосов…
Лимузин доктора Майера, разбрызгивая бурлящие потоки воды, остановился около небольшого дома. Придерживая шляпу, Майер быстро поднялся по ступенькам крыльца. Он протянул руку к кнопке звонка, но дотронуться до него не успел — навстречу ему распахнулась дверь. Майер шагнул в залитый светом коридор и чуть не столкнулся с профессором Швабахаром.
— Вы сами открыли? — удивился доктор. — Как вы узнали, что я приехал?! — пожимая руку Швабахару, воскликнул Майер.
— Я рад, так рад, — засуетился старый ученый, — да, да, спасибо, вы не оставили меня…
Майер не мог понять, в чем дело, почему так волнуется его друг.
У профессора Швабахара были необычайно воспаленные глаза. Правда, Майер уже несколько недель не виделся со Швабахаром, но как изменился его друг. Казалось, профессор состарился, по крайней мере, на десять лет.
— Позвольте, я не понимаю, о чем вы говорите?
— Конечно, конечно… — поминутно встряхивая седой головой, повторял ученый. — Да, да, вы один не побоялись навестить старика, у которого недавно обнаружили родственников-евреев.
Биолог с мировым именем, почетный член многих иностранных академий профессор Швабахар оказался «виновен» в смешении арийской крови. Он снова очень печально посмотрел на Майера и поднес к глазам платок:
— Я десять дней находился в подследственной камере. А потом, когда отпустили, все вдруг забыли обо мне. Лишь господин штурмбанфюрер Крабс жалует старика своими визитами. — Профессор вздохнул: — Один раз господин штурмбанфюрер приехал предупредить, что мой научно-исследовательский институт взят под опеку великим рейхом, и я туда не должен более являться. Вторично посетив меня, господин штурмбанфюрер сказал, что на днях за мной приедут, вышлют на новое местожительство. — Профессор попытался улыбнуться, но его лицо стала от этого еще печальнее. — Вот я и жду, — продолжал он, — второй день жду у окна, когда приедут за мной… Подъехала машина, но, к счастью, это вы…