Выбрать главу

Майер в растерянности стоял в коридоре, в руках у него все еще была мокрая шляпа. С нее струйками стекала вода. Майер никак не мог собраться с мыслями. Но вот взгляд его задержался на рукаве профессора, перехваченном широкой повязкой. На светлом поле повязки отчетливо выделялась шестиконечная звезда. Майер сначала не понял, зачем этот нарукавный знак носит ученый. Не отдавая себе отчета, он машинально дотронулся до повязки. И тут доктора Майера обожгла страшная догадка: «Это же клеймо, клеймо еврея! — Он отдернул свою руку: — О-оо-о, подлая выдумка!.. И это в моей Германии?!»

…Жизнь столкнула Майера с жестокой действительностью.

С некоторых пор Майер начал замечать, что гестаповцы нагло проверяют сотрудников лаборатории и даже его самого. Однажды доктор обнаружил, что в его столе в кабинете кто-то рылся в бумагах, перебирал книги и журналы, находящиеся в шкафу… Майер не сомневался, что это — работа гестаповцев. Их действия вызывали протест и отвращение…

…Майер рано лишился семьи. Через два года после свадьбы умерла молодая жена. Детей у них не было. Второй раз, несмотря на требования отца, Майер не женился. Он не верил, что снова может быть счастлив. Первое время Майер тяжело переживал раннюю утрату. Но напряженная работа в лаборатории, страстное увлечение радиолокацией и нежная забота старшей сестры фрау Гретхен помогли ему несколько забыться.

Оставшись один, Майер привязался к семье сестры фрау Гретхен в Гамбурге. Муж ее — талантливый инженер — работал там на одной из крупнейших судоверфей. Фрау Гретхен, несмотря на большую семью, часто приезжала в Берлин к брату и подолгу жила в его доме. Майер очень любил сестру, уважал ее мужа и порою вырывался погостить в Гамбург. Нигде ученый не мог так хорошо отдохнуть и спокойно провести время.

Однажды, обеспокоенный долгим отсутствием писем от Гретхен, Майер выехал в Гамбург. Каково же было его удивление, когда на стук в дверь никто не ответил. Майер испугался, предчувствуя что-то недоброе. Он хотел уже отправиться в полицию, но едва отошел от дома, как на улице, пугливо озираясь, его догнала соседка сестры. Она торопливо сообщила, что с неделю назад к дому фрау Гретхен поздно вечером подъехал автомобиль. Из машины вышли люди в черных шинелях и увезли с собой всю семью.

Доктор Майер немедленно вернулся к дому сестры и с помощью одного рабочего открыл дверь. Ученый не поверил своим глазам. Там, где он привык видеть исключительный порядок и чистоту, теперь все было перевернуто вверх дном. В доме сестры похозяйничали чужие и алчные руки…

Майеру удалось узнать, что муж Гретхен был обвинен в «распространении злостных слухов, порочащих рейхсканцлера Гитлера», и отправлен вместе с женой в концлагерь.

Доктор Майер долго не мог придти в себя от нового свалившегося на него несчастья. Он отказался верить, что муж Гретхен — этот замечательный человек — мог бы сделать что-нибудь плохое. И если таких людей преследуют у него на родине, то где же справедливость?..

Майер использовал все свои связи и только через несколько месяцев смог добиться освобождения семьи Гретхен из заключения. При этом доктору Майеру поставили условие: семья сестры должна в двадцать четыре часа покинуть пределы Германии. Майер помог сестре и ее мужу получить разрешение на въезд в Швейцарию. С тех пор прошло пять лет…

Недавно обнаружив, что в его кабинете кто-то хозяйничал, Майер снова вспомнил дом своей сестры, каким видел его в последний раз, он был возмущен, но сдержался, считая, что ему, ученому, не следует ввязываться в грязные дела гестапо… Политика не для ученых… Однако арест Генле, публичное оскорбление его, руководителя лаборатории, гестаповцем, — вызвали бурную реакцию у доктора. Майер поехал к директорам концерна и решительно потребовал от них, чтобы сотрудники лаборатории были ограждены от произвола. Ученому обещали. Но обещание это не выполнялось…

После ареста Генле доктор Майер еще острее осознал свое бессилие. Отсутствие человека, который мог понять его с полуслова, с которым он так любил помечтать о будущем, поделиться своими планами, — сильно угнетало его. И он невольно все больше и больше тянулся к русскому профессору, умному, талантливому и, видимо, сердечному человеку.