…Луговой и Соколов несли толстое бревно. Пашка поддерживал его сзади. Бревно, суковатое и тяжелое, больно давило на плечи при каждом шаге. К стертым местам прилипала одежда, она отдиралась, а затем снова прилипала. И от этого было еще больнее. Порою глаза застилал туман, сильно стучало в висках, хотелось скорее сбросить с плеча непосильный груз. Но останавливаться нельзя, надсмотрщики следят за каждым движением. Лишь на повороте дороги удалось отдохнуть, минуту — две. Здесь не поставили охранника, и люди, тащившие бревна, этим пользовались.
Военнопленные работали молча — вокруг слышалось только шуршание пил, удары топора да треск падающих деревьев. Иногда раздавалась ругань охранников. А затем снова шуршали пилы, постукивали топоры…
— Ты прав, Петро, другого выхода нет.
— Случай такой больше не представится.
Голоса смолкли. Потом кто-то третий, молодой:
— Я готов, Петр Михалыч.
— Как только начнет темнеть… Человек не договорил. Невдалеке раздался страшный вопль: «А-а-а!» На миг воцарилась тишина. Но уже в следующую секунду послышалась ругань на немецком языке. А еще через минуту в лесу по-прежнему шуршали пилы, то тут, то там трещали сучья падающих деревьев.
Сделать передышку разрешили только в полдень. Люди опустились на бревна, многие прямо на снег, и сидели молча, не двигаясь. Но отдых длился недолго. Не прошло и полчаса, как прозвучала команда продолжить работу.
Незаметно подкрались сумерки. По лесу пробежал ветерок, он сдувал с веток легкий снежный покров, который, распыляясь, кружился в слабом потоке воздуха. А еще выше, где ветер гулял свободней, раскачивались верхушки деревьев. Было еще не темно Скоро военнопленных построят в общую колонну и погонят в форт. Опять лезть под землю…
К вечеру из кустарника, росшего по краям дороги, выползли три человека. Они направились в глубь леса. Их никто не заметил. Засыпанные снегом, все глубже зарываясь в него, они преодолели пятьдесят метров… сто. И вот уже фигуры их затерялись за деревьями.
Через некоторое время беглецы встают на ноги и, проваливаясь в снег, продолжают свой путь лесом. Они знают, что военнопленных скоро будут строить в колонну. Однако тщательная проверка людей происходит лишь у ворот форта. И тогда начнут искать, пустят собак, а от них не скроешься. Главное сейчас выиграть время.
До проезжей дороги не меньше трех километров. А там еще с километр надо пробираться полем. И только потом Каунас. Необходимо успеть!..
Идти по глубокому снегу тяжело. Но останавливаться нельзя. Словно предупреждение, откуда-то сзади доносится выстрел. Беглецы пытаются ускорить шаг, но сделать это очень трудно. И все же сознание настойчиво требует: Скорее! Скорее! Скорее!
Наконец, лес позади. Уже видна широкая, хорошо укатанная дорога. Однако показаться на ней опасно. И трое людей, шатаясь и помогая друг другу, спускаются в лощину. Здесь снега больше, но зато безопаснее.
Недалеко от Каунаса лощина поднимается и сравнивается с пустынным и гладким полем. А там до первых домов не более трехсот метров. Местность со всех сторон открыта. И все же без риска не обойтись. Перед тем, как выйти из лощины, беглецы стараются осмотреться.
— На дороге… — слышится шепот, Это предупреждает своих товарищей Пашка.
Луговой и Соколов повернули головы. По дороге что-то движется. Может быть, погоня?! Но почему охранники появились не из леса? Почему они не пошли по следам беглецов? Гады!.. Они рассчитывают перехватить беглецов при выходе на дорогу.
«Неужели все пропало?» — Луговой, стиснув зубы, продолжает смотреть на дорогу. Темный предмет приближается.
— Подвода, — вскоре произносит он с облегчением, — подвода с одним человеком.
— Может полицай? — вслух высказывает свою мысль Пашка. Но через минуту уже слышится женский голос, понукающий лошадь.
— Пошли, — решительно говорит Луговой. Они подползают к дороге и ждут. Луговой оглядывается на своих товарищей. Он понимает, в каком напряжении сейчас каждый из них. Луговой и сам нервничает. Волнение людей нарастает…
— Эй, люди, зачем останавливаете?! — испуганно вскрикивает женщина. И Луговой сразу замечает, что говорит она совсем без злобы, а то, что громко, так это лишь для собственной храбрости.
— Помоги нам… — выступил вперед Соколов.
Смекнув, что зла ей не причинят, женщина спросила: