В сарае за стеной заблеяли козы, потом на улице послышался тихий говор. Она прислушалась, но шум дождя не давал расслышать всего. Тогда она осторожно встала, начала обувать кроссовки, но передумав их мочить, отставила, и решила выйти босой.
Под соломенным навесом перед сараем Давина рубила что-то в небольшом корыте. Таня, накинув на голову тряпку, что нащупала у выхода из дома на лавке, выбежала к ней, и в первую же секунду чуть не растянулась в грязи – глина под ногами превратилась в кашу.
– Ты чего не спишь? – спросила Давина, и продолжила рубить. В руках у нее было что-то вроде сечки, которой бабушка рубила в детстве мясо – заточенный железный полукруг с деревянной ручкой.
– Овец надо кормить. Эти дома живут, и кормят малышей, да и маленькие, глядишь, начнут привыкать уже, а то пора бы отпустить уже на выпас, – ответила она.
– Так ночь же еще! – удивилась Таня.
– Нет, утро уже, это небо так затянуто, тучи. Хорошо, погода испортилась, сейчас и трава станет сочнее.
– На долго этот дождь? – поинтересовалась Таня, понимая, что если он продлится, ни о каком побеге и речи идти не может.
– Дня три пройдет, не меньше.
– Значит и Грегор вернется раньше?
– Нет, он как сказал, так и придет.
– А он один там пасет овец?
– Нет, там три дома пасут, иначе никак – больно тяжело свое пасти, – с сочувствием ответила девушка, вываливая в деревянную бадью зелено-коричневое месиво из корыта.
«Ну да, ну да, лежать там на полянке под деревом – тяжкий труд, а беременная девушка здесь как на курорте прям живет» – подумала Таня, но не стала ничего говорить. Грегора не будет, а это значит, побег возможен. Костя с Дуги точно справится, если те решат их задерживать.
Тане нечего было сказать девушке, что, как и она, стояла сейчас по щиколотку в грязи. Ноги мерзли. Такая жизнь не могла считаться нормальной. Даже сносной считаться не могла, но они здесь жили, женились, рожали детей. Ей хотелось домой, любыми путями, любой дорогой! Хотелось плакать до крика, но какой-то внутренний стержень, который удивлял даже ее саму, заставлял держаться и мыслить трезво.
Они вместе накормили овец, потом принесли в дом воды. Иона уже встала и растопляла печь. Дуги пришел тогда, когда приготовили завтрак.
– Иди, разбуди его, – сказал Дуги, мотнув головой в сторону своего дома.
– Да, хорошо, я быстро, – обрадовалась Таня тому, что Костя еще не просыпался – так она сможет донести до него все, что пережила уже сама.
Выбежала под непрекращающийся дождь, и добежав до домика Дуги и его жены, толкнула дверь. Дверь? Нет, в домах были не двери. Четыре горбылины, связанные между собой кожаными ремешками, в роли диагонали этой конструкции были ветки, отломленные по размеру. Это больше походило на шалаш, что строят мальчишки в десять лет, а не на дом взрослой семьи, в которой скоро будет первый внук.
В темноте она не стала искать лампу, потому что вопрос спичек тут явно был лишним. На ощупь, она прошла к месту, где вчера лежал Костя, и присела на пол. Он ровно дышал. Дотронулась до руки – она была прохладной – в доме было холодно – погода за утро превратилась в осеннюю.
– Костя, солнце, просыпайся, слышишь? – она была рада тому, что в доме темно.
– М? Что? – наконец ответил он, дыхание сбилось, он кашлянул. – Дай попить, Тань, в горле пересохло.
Она быстро подбежала к деревянной бадье, что заметила у входа. В ней был деревянный ковш – увеличенная копия наших деревянных ложек.
– Вот, пей, как ты? – спросила она, и подставила край ковша к его губам.
– Холодно, – ответил он, и начал жадно пить. Глаза ее к этому времени привыкли к полумраку, и она увидела, что он пьет с закрытыми глазами, на несколько секунд отстраняется, чтобы перевести дух, и снова припадает к ковшу. Больше суток он спал. Но это, если считать, что они были там день и ночь. Потом она вспомнила, что просыпалась на поляне ночью, в темноте. Значит больше полутора суток.
– Ничего не болит, Кость?
– Ы-ы, – помотал он головой, и наконец, отстранился от ковша, выдохнув. – Ничего, только холодно, – И тут он начал озираться по сторонам, – Мы где, Тань?
– Костя, только прошу тебя, не кричи как обычно, как ты любишь, когда тебе что-то не нравится. Все очень плохо, Костя, и ты должен сразу мне поверить, иначе, нас просто убьют за ересь, что мы несем, или же сожгут на гребанном костре за нее же, – очень аккуратно начала она, а Костя смотрел то на нее, то на стены и дверь. Потом он увидел платье, которое было на ней.
– Что это?
– Это платье, мне его дали. Стой, не задавай вопросов, ладно? У нас очень мало времени на разговоры. Мы в прошлом, и мы не дома, Кость, мы в Шотландии. Мы, видимо разбились на мотоцикле, или еще что-то, но мы попали сюда…
– Да, да, а я Папа Римский, – хмыкнул Костя, перебив ее. – Тань, давай по делу, а.
– Я советую забыть все шутки, особенно про Папу Римского, потому что я сейчас серьезна, как никогда.
– Да я и не шучу, Тань, но ты можешь нормально ответить? Мне холодно, понимаешь? Где мотоцикл, где одежда моя? И жрать хочу, как три кабана, – он встал, осмотрел себя, и начал искать рядом свою одежду.
– Ну, хорошо. Если ты мне не веришь, не верь, только запомни, что любое твое лишнее слово приведет к нашей смерти. Выйди на улицу, и, если там будет Подмосковье, можешь орать на меня сколько хочешь, а вот, если нет, будь добр заткнуться, и говорить, что ты ударился головой, и плохо соображаешь, или вовсе, ничего не помнишь.
– Идем, мне срочно нужна причина, чтобы орать на тебя весь день, – посмеялся он и подошел к двери. – Мы где? – он замер, как только открыл дверь. Дома находились внизу, в долине, а вот перед ними поднимались горы, и, если повернуть голову влево, в темном от дождя, но уже светлеющем утреннем воздухе видна была целая цепь этих гор.
– Я бы ответила тебе позабористее, потому что это слово сейчас подходит для нашего случая идеально, но я отвечу точнее – это Шотландия, и это тринадцатый век, а значит, тысяча двести какой-то год.
– Не, это шутка! – захохотал он, и Таня заметила, что из дома вышли Дуги и Иона. И они шли к ним.
– Говори, как я тебе сказала, умоляю, Костя, не трепи ничего, ты скоро поймешь, что это все правда! – успела прошептать она ему до того, как они подошли.
– Ну, здравствуй, – сказал Дуги, рассматривая Костю, что был почти на голову выше его.
– Привет. Вы кто? – спросил Костя, разглядывая их одежду, голые грязные ноги.
– Я Дуги, а это моя мать, Иона, – указал он на женщину. – Идем, а то промокнем насквозь, мотнул он головой в сторону дома Ионы.
Глава 8
Когда они вошли — горела лампа, от очага шло тепло, но это не слишком скрашивало общую убогость обстановки. Костя озирался, рассматривал все так пристально, что Дуги сузил глаза, наблюдая за его реакцией.
– Он сильно ударился головой, и не много не помнит, – сказала Таня, боясь, что Костя сейчас что-то ляпнет.
– Вообще ничего? – переспросил Дуги.
– А мы где? – не замечая нашего диалога спросил Костя.
– Дома, – с хохотком ответил Дуги. - Только у нас дома, и очень хотим знать где твой.
– Какой это город?
– Город? – переспросил Дуги и засмеялся теперь уже от души, - Тут до города неделя пути, и то, если не попадешься англичанам, и они не решат забрать тебя в свой гарнизон.
– Англичане? Откуда?
Дуги не понял вопроса, но решил ответить, чтобы не показаться дураком:
– У них в каждой деревне есть солдаты, и сейчас лучше носа не показывать отсюда – тут им нечем особо поживиться, но наш клан собирает налог, чтобы и дальше они не совали сюда свой нос. Говорят, что скоро начнут нас считать, как овец, – слова его были скорее всего, словами старших мужчин, и повторяя их домыслы и шутки, он хотел показаться взрослее.