Животное было небольшим и игривым, правда, как жаловался художник, за ним нужен был глаз да глаз, а то он повадился воровать кисти и краски. Вивьен считала, что мэтр преувеличивает, но задорно смеялась его ворчанию.
И когда уже откладывать возвращение домой было невозможно, она решила одним глазком проверить, не гуляет ли ее случайный знакомый по набережной. Ведь и для него она оставила пару конфет, чтобы угостить его…
Лерн и сам не знал, что его привело на побережье, ведь его время истончилось истлевшей бумагой. Месяц — и его жизнь угаснет. Но все же он весь день ждал наступления вечера, чтобы еще раз увидеть эту милую девушку с лучезарной улыбкой, от которой невозможно было отвести взгляд.
И он не был разочарован, когда увидел, как она бежит к нему. На мгновение он улыбнулся, но потом вспомнил свое отражение в зеркалах и едва удержался, чтобы не уйти прочь с набережной.
— А я волновалась за вас, — выпалила она вместо приветствия.
— Не стоило, — буркнул он, вновь превращаясь в угрюмого старика.
— Волноваться? — фыркнула она. — Так оно само получается. Присядем? А то я весь день на ногах.
Вивьен совсем не устала, да и у художника она позировала сидя целый час. Но она видела, что ее новому знакомому было трудно стоять, опираясь на трость, вот она и прибегла к маленькой лжи.
Эту ложь Лерн конечно разгадал, но позволил себя увлечь на скамью.
Она протянула ему конфету в темной обвертке.
— Шоколад продлевает жизнь и вселяет веселье в наше сердце.
— Еще одно высказывание сестры Эбби? Или же эта фраза принадлежит настоятельнице обители?
Она рассмеялась — звонко, не пытаясь жеманно прикрыться или удержать рвущийся смех.
— Не угадали! Сестра Эбби не любит шоколад, утверждает, что он слишком приторный. А настоятельница никогда не признается, что имеет большую слабость к сладостям. Но я всегда оставляю в ее кармане одну конфету… А это высказывание господина Эгиса. У него лавка на улице торговцев. И он делает самый лучший шоколад и другие сладости в городе. А может и в королевстве!
Лерн с сомнением взглянул на шуршащую обвертку. Он уже давно перерос тот возраст, когда любят шоколад. Да и в детстве он никогда его сильно не любил, слишком он, тут Лерн был согласен с сестрой Эбби, был сладким и приторным.
— Ну же, откусите хотя бы маленький кусочек. Я специально выбрала ее для вас.
— Неужели вспоминали обо мне?
— Конечно.
Он немного странно посмотрел на нее, нахмурился, решив, что она узнала, кто он. А ведь он был удачной партией для любой аристократки, что там говорить о дочери рыбака. Да и его ситуация и внешний вид... многие дамы согласились бы потерпеть его какой-то месяц, чтобы получить его имя и состояние. Стало горько, что он ошибся в этой девочке. И она только показалась ему чистой и невинной.
— Я вас вчера совсем заговорила, а уличные фонари пока зажгут, можно и шею свернуть на наших улицах, — продолжила она, болтая при этом ногами, которые не доставали до земли. Она вновь оказалось босой, так как одна из туфель слетела. Но Вивьен только хмыкнула и продолжила болтать ногами, так что к первой туфельке вскоре присоединилась и вторая.
Лерн расслабился, все же не показалось — первое впечатление было правильным. Он откусил пол конфеты, желая похвалить этого хозяина лавки, и по совместительству шоколатье, чтобы не огорчать Вивьен. Но вместо слов запихнул всю конфету в рот. Было вкусно. И даже не приторно. Горько-ореховый вкус удивил его. О чем он и поспешил сообщить ей:
— Вкусно, — искренне заметил он.
— Господин Эгис говорит, что по тому шоколаду, что выбирает человек, о нем можно многое сказать.
— Этот господин настоящий философ, — хмыкнул он.
Она рассмеялась.
— Я передам ему ваши слова. А где вы остановились? Матушка просила меня сегодня не задерживаться, но я могу проводить вас, пока не стемнело.
С этой скамьи хорошо виднелся утес и его замок. Но он указал на дома гораздо ниже — в квартале респектабельных господ.
— Не беспокойтесь, Вивьен, меня проводит слуга, — солгал он, — он чуть позже подойдет.
Но ее взгляд уже зацепился за утес и замок.
— Величественное строение, — заметил он, наблюдая за ней.