Спустя три часа изнурительного похода по магазинам и многочисленных примерок в моих пакетах лежит пять комплектов одежды и обуви. В них я буду ходить на работу. Вера сказала, что это то, что нужно, а я понятия не имела, как буду это носить.
— С гордостью! — говорит подруга на выходе.
Я лишь усмехаюсь. Везу ее домой, паркуюсь у подъезда.
— Спасибо, что сходила со мной.
— Да незачто. Я всегда “за” приобщение богатой молодежи к народу.
Я цокаю языком и закатываю глаза. Хоть и привыкла к их периодическим подколам, а такой реакции скрыть не могу.
— Ваши вакантные места отбираю, — отшучиваюсь.
Верка смеется. Она, в отличие от Нинки, работает удаленно. Пишет тексты для интернет-магазинов, делает презентации для компаний. Она вообще молодец, еще несколько лет и станет профессиональным фрилансером. Я тоже смотрела на что-то подобное, но когда записалась на курсы графического дизайна, сразу поняла — не мое.
— Можешь забрать вещи? — спрашиваю у нее. — Боюсь, если папа увидит эти пакеты, он меня не поймет.
— Ты завтра приедешь переоденешься?
— Да.
— Окей.
Вера забирает пакеты с одеждой и выходит из машины. Машет мне на прощание. Как только ее фигура скрывается за подъездной дверью, я трогаюсь с места. Ехать домой по-прежнему не хочется, но я выруливаю на проспект, перестраиваюсь в нужный ряд и еду к отцу. Нам нужно поговорить. Уверена, он будет категорически против моей затеи, но я решительно настроена его уговорить.
Домой приезжаю через час. Время в пути провожу много из-за пробок. Когда въезжаю на территорию нашего дома и оставляю машину в гараже, выдыхаю. Устала за те несколько часов, что провела в дороге. И проголодалась.
Решаю отложить мой разговор с отцом и устремляюсь на кухню. Уверена, Ульяна приготовила сногсшибательный обед и оставила мне.
— Кира!
Я застываю на месте, не дойдя до двери каких-то несколько метров. Отец. Сразу понимаю, что недоволен. Кирой он меня называет в самых крайних случаях. В остальные моменты я для него “Кирюша” или “Кирочка”.
Расправив спину, поворачиваюсь к отцу. Он приближается. Недоволен — мягко сказано, потому что он разъярен. Челюсти сжаты, губы образовывают тугую полоску, а взгляд мечет молнии. У меня даже холодок по спине пробегает, хотя отца я никогда не боялась. Но и раньше мы с ним никогда не ссорились. Нашел мне школу-пансионат за границей — поеду. Выбрал для меня колледж — поступлю. Теперь мне двадцать. Когда, если не теперь протестовать?
— Да, папочка.
— В кабинет ко мне, живо! — командует.
Он не любит разговоров в присутствии прислуги. Особенно, когда нужно ссориться или спорить. В этом случае он всегда зовет меня в кабинет и плотно закрывает дверь.
Повинуюсь. Поднимаюсь на второй этаж, захожу к отцу в кабинет. Он шагает следом. Дверью хлопает так, что я вздрагиваю.
— Я так понимаю, ты ослушалась меня, — не спрашивает, а констатирует отец.
— Я так понимаю, ты следил за мной, — тоже не спрашиваю.
Отца я своего прекрасно знаю. Он и такое устроить может, когда я начинаю спорить или обещаю натворить глупостей.
— Ты в своем уме? Устроиться на работу в это… это… заведение!
— Ресторан, — поправляю его.
Между прочим, он неплохой. Не та забегаловка, где я отравилась круассаном. Даже спустя неделю мне о ней трудно думать. К горлу тошнота подкатывает.
— Что за упрямство? — не сдается отец. — К чему тебе эта работа?
Его тон чуть смягчается. Папа подходит к столу, садится в кресло и смотрит на меня внимательно. Ждет ответа, которого у меня нет. Вернее, он есть, но я никогда в жизни не признаюсь отцу в том, что хочу почувствовать себя свободной. Освободиться от решений, которые он принимает за меня. Мне и сейчас очень трудно. Папа так смотрит, что мне хочется отказаться от своей затеи.
— Кира!
— Хочу попробовать себя в чем-то новом, — говорю мягко и с улыбкой.
Выбираю самую рабочую тактику. Ею мама всегда пользуется и у нее неплохо получается.
— В новом? — хмыкает отец. — А ты что… успела где-то поработать, что официантка для тебя новое?
Я и слова вставить не успеваю, как отец продолжает:
— Ты эту дурь из головы выброси. Думать не смей о такой работе. Моя дочь не будет официанткой!
Он ударяет ладонью по столу, я подпрыгиваю.
В кабинет забегает мама. Видимо, этот наш разговор не останется без внимания прислуги.
— Что у вас происходит? — восклицает мама. — Я из мастерской услышала, прибежала.
У мамы все руки в краске, на правой щеке даже желтоватый развод виднеется. Она у меня художница. Рисует для души, к выставкам и признанию никогда не стремилась, просто реализовывает себя таким образом. Выплескивает все, что чувствует, на полотно.