Сгребаю личные вещи со стола в сумку и, подхватив пиджак, устремляюсь на выход. В дверях сталкиваюсь с Мадленой Георгиевной, которая тотчас окидывает меня оценивающим взором:
— Что, Морозова, уже домой?
— Как видите, — пожимаю плечами. — Рабочий день уже окончен.
Памятуя о недавнем, если так можно выразиться, конфликте с начальницей по причине моих якобы чрезмерных задержек, в которых ей мерещился дурной подтекст, думаю, она не будет возражать против того, чтобы я своевременно покинула офис.
— Ну надо же, как быстро возросла твоя продуктивность, — ухмыляется она. — Каких-то пара дней — и все задачи решены.
— Нет, дел по-прежнему много, — отзываясь я, компенсируя свои ледяные интонации вежливой улыбкой. — Но я продолжу заниматься ими в понедельник. На сегодня у меня и моего молодого человека планы.
Вообще-то не в моих правилах трындеть об отношениях на каждом шагу, но Невзоровой эта информация, думаю, не повредит. Пусть знает, что у меня есть парень, и объект ее обожания по имени Александр Анатольевич Вавилов меня совершенно не интересует.
— О, как любопытно, — фыркает Мадлена Георгиевна, однако ее тон говорит об обратном.
Буквально за долю секунды она теряет ко мне интерес и переключает внимание на мою подружку Аню, вошедшую в кабинет. Бросается на нее, как коршун, громко требуя какой-то отчет, и я под всеобщую суматоху выскальзываю в коридор. Приятельницу, конечно, жалко, но помочь я ей никак не могу — мы работаем над разными проектами.
Спускаясь на лифте, вызываю такси до Диминого дома, и, пристроившись у большого зеркала в холле на первом этаже, принимаюсь подкрашивать губы. Несмотря на душевный раздрай, выгляжу я неплохо: волосы пшеничными волнами спускаются по плечам, а в глазах горит шальной огонек.
Не знаю, оценит ли Дима мое внезапное появление в его квартире, но очень хочется верить, что да. Время еще раннее, поэтому парень почти наверняка на работе. Но тем лучше — у меня будет достаточно времени, чтобы приготовить изысканный ужин. Дима обожает домашнюю еду, вот я и решила его порадовать. Лучшего способа примирения мне точно не найти.
Сажусь в такси и, из окна любуясь разлитым по тротуару солнцем, принимаюсь прокручивать в памяти наши с Димой особенные моменты. В голове тут же всплывают картинки, как мы ходили в Луна-парк: катались на американских горках, ели сладкую вату и хохотали до колик в животе. Тогда мы были счастливы и верили, что счастье продлится вечно. А еще вспоминается, как он впервые меня поцеловал на ступеньках института. Чувственно и нежно. Я тогда поняла смысл популярного в любовных романах выражения «за спиной вырастают крылья». Меж моих лопаток действительно что-то зашевелилось. Что-то большое и волшебное.
Попрощавшись с водителем, покидаю автомобиль и направляюсь в продуктовый магазин, расположенный с торца дома. Закупившись всем необходимым и слегка покачиваясь под тяжестью перегруженных пакетов, захожу в подъезд и поднимаюсь на нужный этаж. С легкой улыбкой на губах открываю дверь и шагаю в квартиру. Она у Димы большая и современная, гораздо лучше моей.
Первое, что бросается в глаза, — включенный в коридоре свет. Наверное, хозяин забыл его выключить перед уходом.
Второе — это смутно знакомые женские босоножки на тонкой шпильке, которые неаккуратно стоят у порога. Такое ощущение, что их скидывали на ходу, явно торопясь. Вот блин, где же я их видела? Никак не могу вспомнить…
Третье и последнее, на что я обращаю внимание, — это тихая, невнятная возня, раздающаяся из глубины квартиры.
Замираю в дверях и напряженно прислушиваюсь. Непонятный звук напоминает приглушенные голоса, а еще через секунду я отчетливо различаю женский не то всхлип, не то стон.
Кровь резко отливает от лица, а пакеты выпадают из рук. Я приваливаюсь к стене и, пытаясь справиться с шоком, прикрываю веки. Гулкий стук собственного сердца отдается в висках, а ноги резко слабеют. По ощущениям, я вот-вот грохнусь в обморок, потому что с каждой секундой сомнений в том, что в Диминой квартире другая женщина, становится все меньше.
Женские завывания за стеной набирают обороты, а мое сердце рвется на куски от горечи и боли. Происходящее воспринимается как дурной сон, и я отчаянно не хочу верить, что это все творится наяву. Должно быть, срабатывает какой-то защитный механизм психики, отвечающий за то, чтобы люди, столкнувшись с предательством, не сходили с ума в ту же минуту.