Невзорова говорит долго и пространно, будто специально тянет время. Очевидно, осознание того, что наши нервы перетянуты от томительного ожидания, доставляет ей какое-то садистское удовольствие.
— А теперь ознакомимся со списком тех, кому наша фирма готова предложить постоянное место, — он достает из пластиковой папки лист и зачитывает с него. — Сергей Викторович Куприянов, Игнат Викторович Шатохин и Евгения Дмитриевна Савельева.
Те, чьи имена были озвучены, радостно подскакивают на месте, а я, ничего не понимая, перевожу взгляд на стоящего у стены Зарецкого. Он ведь говорил, что меня включат в список, что я получу эту работу… Неужели не срослось?
Антон, как и я, выглядит пораженным. Его брови сведены к переносице, а в глазах отражается растерянность.
— Эм… Мадлена Георгиевна, — прокашлявшись, вклинивается он. — Вы уверены, что здесь нет никакой ошибки?
Невзорова оборачивается на Зарецкого, и ее вишнево-красные губы недовольно изгибаются:
— О какой ошибке ты говоришь, Антон?
Она смотрит на него с вызовом. Так, словно посредством одного лишь взгляда хочет вынудить его замолчать.
— Вчера мы с вами согласовывали другой список фамилий, — не дрогнув под ее зрительным напором, отвечает Зарецкий.
— Ну, насколько мне известно, начальник экономического отдела я, а не ты, верно? — парирует она. — Поэтому я оставила за собой право решающих изменении.
— Да, но…
— Антон, прошу, — перебивает Невзорова. — Давай обсудим это позже. И желательно без свидетелей.
Начальница говорит спокойно, но в ее голосе все равно скрежещет металл. Кажется, из-за меня Антон навлек на себя бурю ее гнева.
Я замечаю, как по лицу Зарецкого гуляют желваки, но от дальнейшей полемики он воздерживается. Вновь приваливается спиной к стене, а затем, кинув на меня беглый взгляд, досадливо пожимает плечами. Мол, сам не знаю, какого черта здесь творится.
Обговорив все формальные моменты и еще раз поздравив счастливчиков, получивших работу, Мадлена Георгиевна, завершает совещание. Сотрудники начинают потихоньку покидать конференц-зал.
— Задержись, — коротко бросает мне Антон, направляясь к Невзоровой.
Когда в помещении остаемся только мы втроем, он возвращается к ранее начатому разговору.
— Мадлена Георгиевна, вы сказали, что я могу выбрать одного стажера. Того, который, на мой взгляд, подходит для этой работы больше всего. И я остановился на Морозовой. Почему же ее нет в финальном списке?
Невзорова театрально закатывает глаза, а затем усмехается:
— Она и тебя охмурила, да, Антон?
— Что? — парень хмурится.
— Я говорю, я ничуть не удивлена, что твой выбор пал на Морозову. Такая милая, симпатичная девушка. А хватка какая! Как у хищницы!
Я молчу, однако почти уверена, что мои щеки пылают всеми оттенками красного. Черт! Как же это унизительно! Невзорова, не стесняясь, заявляет о том, что у нас с Антоном, якобы, интрижка! Каково ему это слышать?
— Мадлена Георгиевна, вы меня простите, но я даже понимать ваших намеков не хочу, — отрезает Зарецкий. — Я выбрал Морозову, потому что она сообразительная, пунктуальная и ответственная. Других причин нет.
Я благодарна ему. Безмерно благодарна, но сердце подсказывает, что его доводы тут не помогут.
— В любом случае, это больше не обсуждается, Антон, — словно в подтверждение моих мыслей произносит Невзорова. — Морозова здесь работать не будет. Ты либо миришься с этим, либо на следующем совете директоров я подниму вопрос о твоем неподчинении.
Это удар ниже пояса. Мы не можем противостоять Мадлене, у нее слишком много власти.
— Антон, не нужно, — тихо произношу я, касаясь его локтя. — Спасибо тебе за все. Огромное спасибо. Но на этом, пожалуй, все.
Обернувшись ко мне, Зарецкий удрученно вздыхает, а потом медленно кивает. Он разумный человек и прекрасно понимает, что эта война ведется не на равных.
— Я пойду, — порывисто бросает он, покидая конференц-зал.
Я тоже направляюсь следом, однако полный мрачного удовлетворения голос Невзоровой останавливает меня прямо в дверях:
— Ну что, Морозова, не удалась твоя афера, верно?
— Вы о чем? — оглядываюсь.
— Вавилов был здесь, но в сказочку про отцовство не поверил, — она буквально сочится ядом злорадства.
Никакой сказочки не было, вот только Невзоровой об этом знать необязательно. Пусть и дальше мнит себя самой умной.
— А я ведь знала, что ты лгунья! И Вавилов, слова богу, это понял! — никак не угомонится Мадлена.