– Из нас двоих я меньше всего заинтересован во встречах с тобой, – бросил равнодушно.
По правде, мне плевать, в чем он там заинтересован. Этот упрямый болван даже не удосужился спросить хоть что-то о моих отношениях с Константином: как мы встретились и так далее. То есть, ему абсолютно фиолетово на все, даже на родного племянника или племянницу. Такое поведение говорило само за себя – мужчина жуткий эгоист.
– Мне назначено, – указала на кабинет Яблонского. – А вот что ты здесь делаешь – большой вопрос.
А Макар здесь находился по той же причине, что и я – оглашение завещания. Врач не был уверен, когда давал мне информацию о Макаре, единственный ли он родственник, но других контактов Константин не оставил. Со стороны Светы вообще оказалось пусто.
Романов ничего мне не ответил, предпочел помолчать. Юля вернулась, дала мне чашку с ароматным чаем, Макару предложила присесть рядом со мной. Но он предпочел постоять. Правильно, стой там, нечего волновать меня своей близостью!
Я не успела сделать глоток, Яблонский вышел из кабинета и сразу же воскликнул:
– Макар Сергеевич, как я рад вас видеть. Что же, раз все в сборе, пройдемте ко мне в кабинет.
Я пошла первая, уселась на кресло возле стола, Романов с адвокатом вошли следом. Макар занял соседнее кресло.
– А она тут зачем? – уточнил он у Яблонского.
Мне бы тоже хотелось поскорее покончить со всем этим. Меня страшила неизвестность, что будет теперь с малышом, разрешат ли мне его забрать себе? Долго думала об этом накануне, в каком-то смысле Алка права – глупо отказываться от нового подарка судьбы, ведь следующего может и не быть. Уж как-то выкручусь, пусть без Славки, зато с мощной поддержкой от подруг, они меня точно не бросят в тяжелой ситуации.
– Вы оба упомянуты в завещании, поэтому София Ивановна тоже имеет право услышать последнюю волю моего клиента. Макар Сергеевич, примите мои искрение соболезнования. Константин Сергеевич был замечательным человеком, но у судьбы свои планы, увы.
– Спасибо, – буркнул Макар и отвел взгляд.
И все же ему больно слышать о гибели брата, хоть и пытается строить из себя равнодушного. Вот интересно, как так вышло, что они не общались долгое время, из-за чего? Неделю не знать о том, что твой близкий человек погиб – уму непостижимо!
– Итак, перейдем к сути завещания. Я еще раз ознакомился с текстом, пока ждал вас, чтобы восстановить в памяти мелкие детали. Начнем с еще не рожденного ребенка. Надеюсь, София, аборт вы не сделали?
– Нет, конечно.
По нашему договору я не имею права самостоятельно прерывать беременность, но в нем, черт возьми, не было пункта о смерти моих заказчиков! Хотя… была ведь другая бумажка, я подписала ее, даже не читая. Константин заверил, что это лишь формальность, мелочь, которую ему нужно соблюсти.
– Вы оба добровольно подписали документ о том, что согласны стать опекунами ребенка семьи Романовых в случае их обоюдной смерти, я лично заверил документ нотариально, так что с опекой проблем возникнуть не должно. Но Романовы…
Макар не дал адвокату договорить:
– Что за чушь? – вскричал мужчина, он кипел от ярости. – Я ничего не подписывал, какой из меня опекун? Да и кому? Какому ребенку?
– Но, подождите, – Яблонский открыл сейф и достал оттуда два документа.
Один дал мне, другой – Макару. Точно! Это та самая бумажка, которую я подписывала в спешке. Вот, значит, какая на самом деле оказалась формальность. Забавно.
Я взглянула на Макара. Он нахмурился, а спустя секунду чертыхнулся под нос. Похоже, все вспомнил. Откуда Константин мог знать об их со Светой неминуемой гибели? Или это такая крепкая паранойя, желание все и всех контролировать?
– Вы серьезно? – мужчина швырнул договор на стол. – Да я подписал это только затем, чтобы Костя отвязался, а не ходил за мной тенью каждый день. Я не знал, что подписываю, это может считаться добровольным?
Адвоката не волновали мелочи, он усмехнулся и расслаблено откинулся на кресле, постучал кончиками пальцев по столу. Яблонский дал нам время остыть и подумать.
Константин подсунул мне бумажку месяц назад, возможно, он уже тогда что-то знал или предчувствовал. Только непонятно, зачем было впутывать в это дело брата, если он так воинственно настроен?
Макар взглянул на меня иначе на этот раз. Презрение все еще читалось в глазах, но появилось нечто странное, темное и опасное… Он будто подозревал меня и пытался прочесть, как открытую книгу. Разве мужчина все еще не понял, что я – суррогатная мать, а не любовница его брата?! И я никак не могла быть заинтересована в смерти Константина. Зачем рубить сук, на котором сидишь?