Одно из них, министра обороны маршала Василевского – о необходимости посадить стрелка – радиста в хвост. Авиаконструктор Туполев объяснил Василевскому про то, что методы ведения боя изменились и стрелок – радист более не нужен. На следующем заседании комиссии Туполев доложил о проведенной работе по всем замечаниям. Не упомянул только про стрелка – радиста. Василевский стал требовать включения стрелка – радиста. Туполев терпеливо стал объяснять про методы ведения боя и так далее. Министр обороны Василевский настаивал на своем. Наконец, Туполев сказал резко: «Вот когда у тебя, маршал, глаза на жопе вырастут, тогда я посажу в хвост бомбардировщика стрелка – радиста». Василевский, как говорится, умылся. А что ему оставалось делать?
По существовавшей тогда параллельной иерархии коммуняк и технарей, он мог пожаловаться на Туполева только Сталину. Но лучше этого было не делать. Ответ Сталина не трудно было предугадать. Он, скорее всего, был бы таким. Прищурив глаз и попыхивая трубочкой: «Жаловаться пришел? Глаза, говоришь? Снимай штаны, показывай глаза».
Присяга
Перед отъездом в Америку, товарищ пришел сниматься с учета (само по себе хорошо звучит!) в военкомат Центрального района Санкт-Петербурга. Ожидая своей очереди, забрел в Актовый зал. На стенах развешаны разные плакаты. Прямо напротив входа, висит здоровенная доска с портретом Петра Великого и следующим текстом (привожу дословно, такое – не забывается!): «Кто знамю присягнул единожды, у оного и до смерти стоять должен! Петр I».
Поохотился
Ездили мы как-то генералов на охоте «страховать». Разных типов повидали, но в большинстве своем это были обычные хмурые уставшие служаки, вырвавшиеся из цепких лап молодых и не очень генеральш, любящие крепко поддать, в бане попариться… Сразу развею миф: никаких девчушек им туда не привозили. Охота есть охота…
Приехал туда однажды один ФСБэешник в чине генерал-лейтенанта, на «Лексусе». Его снаряжение: австрийское ружье с цейсовской оптикой, огромный нож, камуфляж по спецзаказу, стоило примерно столько же, сколько и машина. Сели за стол, и его понесло: «На носорогов охотился, на слонов охотился, на леопардов охотился… Все надоело, решил вот тут, на кабана сходить только из скуки, да просто ради воздуха отменного…». Ну, я баек разных много слышал, но уж больно монолитно он выглядел, а-ля Пореченков в «9 роте»…
Наутро пошли в лес, и мне выпало именно его страховать. Он на меня посмотрел, как на засохший плевок, ухмыльнулся, одел лыжи широкие и почапал….
Кабана мы с ним минут сорок ждали. И тут он выскочил… Не кабан, конечно, а подсвинок с пол – жигулёнка. Генерал мой воткнул ружьё в снег и медленно отстегнул нож. Я понял, что сейчас произойдет то, что я буду до старости рассказывать внукам и правнукам.
И я не ошибся: генерал наклонился, срезал крепления и в три рывка оказался на березе…
Косить от армии
Откуда взялось выражение: «Косить от армии»: в старину, как и сейчас, сгоняли народ службу нести. Но никаких медкомиссий не было, ходить можешь – все, вперед, под ружьё. И единственная возможность здоровому человеку не оказаться в армии – прикинуться косым. Таких не брали, побаивались, своих пострелять могут. Многие пользовались и косили, так сказать. С тех пор и прижилось.
Ослик
Стройбат отгрохал четыре шестиподъездных девятиэтажки для офицерских семей. Дома образуют четыре стороны квадрата, так что посредине – огромный двор. Совершенно голый. И вот все офицеры вышли на субботник: посадили деревья – для озона, поставили горки, качели и песочницы – для наследников, а в одном конце двора разбили газон – для эстетики. А чтобы наследники не уничтожили его в зародыше, сделали надпись предупреждающую. И, видно, попался среди офицеров педагог – новатор, который считал, что голого запрета недостаточно, а нужно нечто яркое и графическое, поэтому на кирпичной стене в человеческий рост, которая отделяла газон от мусорки, масляной краской огромными буквами было написано: «По травке ходят только ослики!». Но детям военных этот слоган показался недостаточно ярким, и на следующий день внизу стояла приписка – тоже краской, тоже аршинными буквами: «С большими х*ями!».