Симулянт
Призвали одного товарища в армию в 1939 году. Тогда по всей стране боролись с симулянтами, то есть признавали годными всех подряд. В одну часть попали две такие жертвы. Один был… ну, просто человек, лишенный памяти.
Он никак не мог запомнить знаки различия и ему написали шпаргалку, в которой нарисовали петлицы, и написали, какому званию они соответствовали (погоны в армии ввели только в 1943 году). Благодаря этой шпаргалке бедняга мог быть дневальным.
Однажды в часть приехал проверяющий из штаба дивизии. На беду (а может, на счастье) дневальным был этот тормоз. Он скомандовал по уставу «Встать! Смирно!», подошел к начальству и начал: «Товарищ…», потом заглянул в свою шпаргалку и, повернувшись к начальству спиной, окончил: «Вольно. У нас такие, не водятся».
На следующий день его комиссовали.
Медосмотр
Было в туманной юности, когда все призывники проходят медосмотр на предмет годности для прохождения службы в рядах Советской Армии и Военно-Морского флота. Стоим мы – человек 30 выпускников средних школ города в одних трусах и ждем своей очереди в большой кабинет – там посадили в один ряд всех врачей, которых нужно было пройти.
Все понаслышке знают, что кому-то из врачей нужно обязательно показывать свои гениталии, и все этого заметно стесняются, хотя пытаются храбриться друг перед другом скабрезными шуточками. Я, так получилось, прошел медосмотр одним из первых. На обратном пути из кабинета меня остановил молодой парень, у которого подходила уже очередь, и, заметно смущаясь, спросил меня – кому из этих врачей нужно показать член.
Я наугад указал пальцем в женщину – врача, чем-то неуловимо похожую на бывшего генсека Андропова – с непроницаемым лицом, тонким губами и толстыми линзами очков. Он кивнул головой и пошел…
Когда он подошел к этой женщине и, смирившись со своей участью, равнодушно снял трусы и уставился куда-то в сторону, женщина (надо отдать ей должное) не растерялась. Она спокойно, даже как-то внимательно, посмотрела на то, что ей было предоставлено для обзора, и сказала: «Спасибо, молодой человек. А теперь сядьте на стульчик, закройте правый глаз. Какую букву вы видите?».
Десантник
Во времена службы в армии в Чехословакии жили мы в центре города Млада – Болеслав в бывшем старинном замке. Некоторые окна выходили на улицу. Под занавес службы начали придумывать себе всякие развлечения и способы приятно провести время. Одним из таких способов было протаскивать в казарму женщин не совсем тяжелого поведения. Так бы все это и продолжалось тихо – мирно, пока однажды нас чуть не поймал дежурный по дивизии. Ну, он мужик нормальный был, так для виду повыступал, но предупредил, еще, мол, раз такое увижу – расстреляю. Ну а нам молодым девочек-то охота, а через дверь не проведешь. Придумали сумку типа «мечта оккупанта», привязывали ее стропами от парашютов, взятых у соседей десантников, и спускали ее через окно, благо второй этаж, не высоко. Девочки по одной забирались в сумку, и мы их благополучно поднимали, после также спускали вниз. В тот страшный день дежурным по дивизии был злющий майор (жизнь его обидела, подполковника не давали, вот он и ходил злой как собака). Просек он, как мы девочек поднимаем, подкрался он потихоньку, девочек отогнал и залез в сумку. На улице темно и сверху не видно кого поднимаешь. Подняли мы его до уровня нашего окна. Он как заорет на нас. Ну а мы как дисциплинированные воины встали по стойке смирно…
Итог: по трое суток гауптвахты на каждого и сломанная нога майора.
Черная рука
Байка, рассказанная моим товарищем с Камчатки, произошедшая на одном гражданском пароходе, тихо стоящем в бухте одного из Курильских островов, где он имел честь трудиться радистом.
Трудиться в смысле обеда в кают – компании между преферансом в каюте и сном в радиорубке. Надо особо отметить, что водка, взятая с собой народом как раз закончилась, и тяжкое похмелье подкралось к злоупотребляющим до того. Примерно в 03.00, то есть глубокой ночью ужасный душераздирающий вопль потряс тихий рейд. Экипаж повыскакивал в чем был, годами выработанная привычка расставила всех по местам. Hа мостик вылетел вахтенный механик с выпученными белыми глазами, трясущимися руками, и полным отсутствием связанной речи. Стакан воды, и шлепки по щекам привели его в чувство, но кроме тягучего «та-а-ам рука» сразу ничего не добились. Затем путаясь и сбиваясь мех поведал, как он движимый похмельным синдромом слонялся по пароходу и забрел к третьему штурману в каюту. Третий тоже был на вахте, каюта открыта. В углу каюты стояла стиральная машинка, на столе лежала книга, что-то из кошмаров Хичхока, и потеющий мех от тоски прилег на диванчик у третьего в каюте почитать.