— Пусти! — снова шипела Таня.
Наклонился близко-близко к ее прекрасному злющему личику.
— Моя милая Роза, разве тебе не говорили — драться нехорошо. И вообще, сила женщины в ее слабости.
— Пусти, мать твою! Какого черта распускаешь руки! — продолжила активно вырываться строптивица.
— Танюш, ругаться тоже нехорошо, — почти мягко пожурил ее я.
— А трахаться сразу с двумя сестрами это хорошо-о-о, это настоящий мужской поступок! Так по-твоему?!
— Млять, Таня, я не знал, что она твоя сестра… Послушай меня, пожалуйста.
— Не хочу тебя слушать, не могу тебя слушать! Отпусти меня немедленно.
— Таня, это была случайность, ошибка!..
Острый каблук впечатался в мою ногу… Тихонько охнул прямо в женские пухлые губы и, пытаясь справиться с болью, чуть сильнее сжал хрупкие плечи Тани Лазаревой. Это не розочка, а кактус какой-то, куда ни дотронься, везде чертовски больно.
— Александр Иванович, мне не нравится, что отец моего будущего племянника или племянницы постоянно называет его, ее, случайностью и ошибкой.
— Танюш, понимаю, звучит кощунственно, но это правда… И знай, я только тебя люблю… с первого взгляда, брошенного в коридоре фирмы «Эверест», влюбился полностью и безоговорочно.
Она, словно боец без правил, ударила меня лбом по носу. Черт! Из глаз потоком побежали слезы, из горла невольно вырвался рев обиженного взбешенного медведя.
— Млять, Таня, ты переходишь все границы! Пользуешься моими чувствами и моим хорошим воспитанием, не позволяющим ответить тебе подобным же образом.
— Это вы, Александр Иванович, переходите обозначенные границы, я ничего не хочу слышать о вашей похабной любви!.. И неоднократно говорила вам не приближаться. Между нами все и навсегда закончено.
Бесполезно, она меня не слышит. Чертова упрямая Джейн Эйр! Но страх разлуки с этой злючкой мгновенно выхолодил злость. Нет, красавица, не боюсь я твоих колючек, можешь драться, кусаться, главное, чтобы рядом была.
— Танечка, прости!.. — чуть ли не заскулил я, с мольбой заглядывая в ее шоколадные глаза, — девочка моя, пожалуйста, прошу тебя, не разрушай наши жизни.
Заграбастал ее лицо в свои ладони, прикоснулся губами к широкому упрямому лбу моей Розы. Стал покрывать ее кожу быстрыми торопливыми поцелуями.
— Красавица моя, только тебя люблю… Танечка.
С пухлых губ сорвался едва слышный всхлип. Вдохнул ноздрями запах роз любимой женщины, продолжая стонать ей в губы:
— Только ты мне нужна… только ты…
Она не отвечала на поцелуи, но под напором моих губ, в моих требовательных объятьях разомлела и наконец-то перестала вырываться.
— Девочка любимая, — продолжал шептать я страстным шепотом в миленькое женское ушко, — ненаглядная, моя совершенная Роза, сладкая…
Из красивого соблазнительного рта отчетливо вырвался стон, сексуальный хрип поражения, который прошелся приятным жаром по промороженному страхом телу, отозвавшись ликованием в душе. Андалузская красавица любит меня… Она МОЯ, МОЯ! И если любит, то простит, любимому человеку многое можно простить.
Продолжил атаковать свою Розу всеми имеющимися в моем распоряжении средствами: ласковыми словами, горячими губами и жадными руками, крепко сжимающими ее податливое сейчас тело. Я не дам Тане опомниться.
— Только тебя люблю… Ты моя идеальная женщина, — шептал блаженно я. — А-а-а! Епть! Что за?! — блаженство сменилось стремительно ворвавшейся в организм болью, адской болью, скрючившей меня замысловатой буквой «зю», сжавшей так, что невозможно сделать даже крошечный глоток воздуха.
Жестокосердная Таня Лазарева резко подняла коленку вверх, безжалостно припечатав ею мои яйца, затем со всей силы отпихнула мое согнутое в три погибели тело, освобождая себе путь к двери.
На выходе обернулась.
— Александр Иванович, есть поступки, которые невозможно забыть и простить.