— Я не должна быть шерифом. — Ее взгляд переместился на окна, закрытые плотными портьерами. Казалось, это метафора. В то время как его отец дорожил видом на город, Кэти сделала все возможное, чтобы отгородиться от него. — По крайней мере, не в Пайке.
— Это из-за серийного убийцы?
— Нет, это происходит уже давно. Наверное, с того дня, как я устроилась на работу.
Кир был искренне ошарашен. Сколько он себя помнил, Кэти Хэнкок работала над тем, чтобы занять место его отца. Она начинала как сотрудник по делам несовершеннолетних, а затем ее повысили до заместителя шерифа. И теперь она собиралась просто уйти?
— Я не понимаю. Это ведь то, чего ты хотела?
— Я так думала. — Она провела руками по столу, как бы пытаясь отыскать комфорт в искусственном дереве. — Но, скажем, все вышло не так, как я ожидала.
— Из-за покушения на моего отца?
— Да. Он был неотъемлемой частью этого города. Никто другой не мог занять его место. Мешало и то, что его освободили от должности как героя. — Она протянула руку, чтобы коснуться звезды, пришитой спереди на ее форме. Прикоснувшись, она задержала пальцы, явно не желая отпускать значок. — Мне не дали шанса доказать, что я подхожу для этой работы.
Кир нахмурился. Не могла же она намекать на то, что трагическое несчастье его отца стало причиной ее неудачи?
— Это не его вина.
— Возможно, нет. — Она пожала плечами. — Но винить его легче, чем себя.
— Почему ты винишь себя?
Кэти изучала его лицо, словно ища какие-то скрытые эмоции.
— Твой отец никогда не рассказывал тебе?
— Что не рассказывал?
Она поднялась на ноги и направилась к полке, на которой стояло несколько растений в горшках. Кир удивлялся, как они выживают без солнечного света.
— Он не должен был дежурить в ту ночь, — проговорила Кэти, стоя к нему спиной.
Кир вцепился в ручки своего стула.
— В ту ночь, когда его ранили?
Она кивнула.
— Это была моя смена.
Казалось, что пол прогибается под Киром. Как будто весь его мир только что перевернулся с ног на голову.
Восемнадцать лет он жил с последствиями той ночи. Месяцы мучительной физиотерапии после того, как его отец вышел из больницы. Глубокая депрессия после того, как Рудольф узнал, что не может вернуться на свою работу. Пьянство. Ссоры с матерью, пока она не собрала вещи, чтобы уехать навсегда.
— Почему мой отец принял дежурство? — наконец потребовал он.
Она отвернулась.
— Я была дома с… с гриппом.
В ее ответе чувствовалось странное несоответствие. Почему? Это был вечер пятницы. Она гуляла с парнем? Может быть, с девушкой? Может, вечеринка, которую она не могла пропустить?
— Значит… — У него пересохло во рту, и он едва мог говорить.
— Это меня должны были ранить. — Она повернулась к нему, на ее лице появилось затравленное выражение.
Кир хотел согласиться. Как изменилась бы его жизнь, если бы Рудольфа не ранили? Конечно, он остался бы шерифом, и вряд ли стал бы алкоголиком, а значит, его мать вполне могла бы остаться.
И опять же, удалось бы Киру добиться необходимой решимости, чтобы начать свой собственный бизнес? Или научился бы он искать преданность, доброту и независимость в женщине, которую надеялся сделать своей женой?
Кто может сказать?
Он медленно, потрясенно вздохнул.
— Никто не должен был быть подстрелен, — заставил он себя сказать.
— Если бы я не заболела…
— Единственный, кто виновен, это Делберт Фрей, — перебил Кир. Он не испытывал сочувствия к Кэти Хэнкок. Она отнюдь не жертва обстоятельств. Она сделала выбор, который имел последствия. Но не она спустила курок. Лишь один человек разрушил жизнь Рудольфа Янсена. — И он мертв.
Она скривила рот в безрадостной улыбке.
— Я могла бы смириться с этим, если бы весь город не шептался за моей спиной, обвиняя меня.
Кир фыркнул.
— Это лишь твое воображение.
— И я полагаю, недовольство твоего отца тоже мне привиделось?
— Да, — ответил он без колебаний. При всех многочисленных недостатках Рудольфа Янсена, он никогда не был склонен трусить и указывать пальцем на других. Он принимал поражения на свой счет и держал рот на замке. Это не делало его хорошим или плохим, просто он был таким. — Мой отец никогда не считал тебя виноватой.
— Он считал. Это отражалось в его глазах. — Ее голос поднялся на октаву, а лицо потемнело до странного пурпурного оттенка. — Так же, как и в твоих.
Кир поднялся со стула, с удивлением обнаружив, что его ноги грозят подкоситься. Когда-то давно он имел глупость выйти на боксерский ринг с другом, который вызвал его на поединок. Друг пообещал, что не будет бить его по лицу, и Кир нелепо решил, что это дает ему преимущество. Потребовалось три удара по телу, чтобы отправить его на колени.