Линн отползла назад на дюйм. Чувствительность возвращались к ее ногам. Ощущение покалывания и боли усиливало холодные мурашки по телу, но это означало, что она сможет встать. И в конце концов пойти. А потом и бежать.
В какой-то момент она должна попытаться. Если ей и придется умереть, то не сидя на заднице.
— Тогда что случилось с Карлом?
Паркер снова принялся вышагивать.
— Его истязали.
Линн продвинулась еще на дюйм.
— Мне жаль.
Он фыркнул.
— Неужели?
— Да.
— Ты даже не представляешь, что я имею в виду под истязанием. — Он бросил на нее обвиняющий взгляд, к счастью, не заметив, что она сдвинулась с места. — Мне описать звук, который издает предплечье, когда его разрывают на две части? Или запах горящей плоти, когда к коже прижимают раскаленное железо? Или точные оттенки цвета, окружающие синяк под глазом?
Вопреки себе, Линн почувствовала сострадание. Он описывал свое детство? Конечно. Она видела это в пустоте его серых глаз. Мертвенность, которая приходит с неспособностью наладить связь с миром после долгих лет насилия. Она видела это в животных. Почему она не заметила этого в Паркере?
Потому что он создал личину, чтобы обмануть мир, поняла она вдруг.
Жестокая улыбка искривила его губы.
— Тебя это расстраивает?
— Да.
От ее искреннего сочувствия его насмешливое выражение дрогнуло, как будто он оказался застигнут врасплох.
— Я еще не дошел до подлинной пытки, — проговорил он. — Это ожидание. Труситься в темноте, прислушиваясь к крикам из соседней комнаты. Удушающий страх, когда слышишь шаги, приближающиеся все ближе и ближе к кровати. Мольбы о пощаде, к которым остаются глухи.
В его голосе звучала леденящая душу ярость.
— Ты…
— Ш-ш-ш. — Он щелкнул пальцами, его челюсть сжалась. — Мы говорим о Карле.
Она заставила себя сделать глубокий, успокаивающий вдох. Это не ослабило ее панику, но помогло ей сосредоточится. Очевидно, очень важно разделять Карла и Паркера. Смертельно важно.
— Карл спасся от пыток? — спросила она.
Его спокойствие вернулось, когда Паркер возобновил ходьбу.
— Однажды ночью храбрый законник всадил пулю в сердце монстра.
Ее дыхание медленно вырывалось из легких.
— Рудольф?
— Да. Он стал героем Карла.
Линн пыталась понять, о чем именно говорит ей Паркер. Насколько она знала, за годы работы шерифом Рудольф застрелил только одного человека.
Делберт Фрей.
Значит, Паркер Боуэн был его сыном, Карлом Фреем. И он, очевидно, вырос в Пайке. Они вместе ходили в школу? Имя ей ни о чем не говорило, но сочетание снотворного и ужаса не помогало вызвать детские воспоминания.
А еще это означало, что Кир не ошибся. Его отец занимал центральное место в одержимости убийцы.
— Что Карл делал после… — Она колебалась, не зная, может ли имя его отца спровоцировать Паркера на насилие. — Как монстр оказался мертв?
— Он по глупости решил, что жизнь станет лучше. — Паркер дошел до границы света и плавно повернулся, чтобы вернуться по своим следам. — И так оно и было. На пару лет.
Линн сдвинулась еще на дюйм. Она не осмеливалась посмотреть через плечо, но почувствовала дуновение ветерка на затылке. Где-то сзади явно есть отверстие.
— Тогда что случилось?
— Появился новый монстр. Вместе с криками. — Выражение лица Паркера оставалось холодно-спокойным, но его руки сжались в крепкие кулаки. — Эти бесконечные крики. Именно тогда Карл понял правду.
— Какую правду?
— Есть только один способ избавиться от монстров.
— Какой?
Он бросил на нее изумленный взгляд, как будто не мог поверить, что она настолько глупа.
— Остановить крики, конечно.
— Мать Карла? — прохрипела Линн.
— Именно. — Он провел большим пальцем по горлу. — Быстрый удар по сонным артериям, и нет ничего, кроме блаженной тишины.
Кровь Линн похолодела. Меррилл Фрей убил не ее новый муж, а ее собственный сын. Предательство, должно быть, ошеломило бедную женщину.
— Ты… — Линн с трудом сдерживала слова, глядя на опасный блеск в серых глазах. — Я имею в виду, Карл убил свою мать?
— Нет, он избавил ее от страданий. — Он указал на нее пальцем. — Как ты поступаешь с больной собакой. Это называется милосердие.
Линн поморщилась. Это была самая трудная часть ее работы, и решение, которое она никогда не принимала без сожаления. Сравнение с безжалостным убийцей заставило ее желудок скрутиться от ужаса.