Галлюцинация. Очень живая, настоящая — такими они наверное и бывают. С яркими красками, с пронзительным чувством унижения, боли, предательства. С мыслями о том, что это не может быть правдой. С непониманием-за что и почему он так со мной? Ведь никаких поводов не было. Откуда вылезла вся эта грязь, мерзость. Боже мой, он ведь даже проституцию мне приписал — как способ заработать денег. Но это не может быть моим настоящим. Сейчас я проснусь или закончится действие таблеток/грибов/паров… что там еще есть?
— Ну что ты молчишь? Все твои слова закончились? Не хочешь больше поговорить со мной о своей работе? Ладно, специально для тебя, с твоим неспешным методом мышления, дам тебе два дня на обдумывание ситуации. В любом случае твоя вольная жизнь закончилась.
Он развернулся и ушел, но это я уже видела сквозь слезы, расплывчатое пятно и единственное желание удержать внутри себя свое отчаянье. Дождаться пока он не уйдет, не исчезнет с порога, оставит меня одну с моим горем и болью. За что? Господи, боже ты мой… за что? В чем моя вина? Что могло измениться так быстро и скоротечно, что он обошелся со мной как с падалью.
Я сползла вниз, растекшись лужей по полу и все смотрела в сторону коридора, в котором он скрылся. Уже наверное очень давно хлопнула входная дверь и теперь можно не сдерживаться, взвыть, заорать, заплакать, но я продолжала попытки сдержаться. Все еще на что-то надеясь и заключая сама с собой договоры: продержись еще минуту, он вернется и скажет чтобы ты все забыла. Все его слова. А потом еще минуту и еще… Пока не заорала на всю квартиру единственный вопрос: за что? Прокричала и тут же поняла, что это бессмысленно. Он ушел, не вернется и не развенчает мой ужас от случившегося. Это все правда, а не обман с иллюзией. Каждое его слово — это его мысли, его желания. Больше ему не нужна Елизавета, которая стала деткой. Больше меня для него нет. Нет…
Душевная боль? Мне казалось, что это понятие знакомо мне как никакое другое — но лишь казалось. На самом деле, только теперь пришло понимание, что это значит. Какими ядовитыми, отравляющими могут быть чужие слова и смысл вложенный в них. Кислота? Наверное у нее такое же воздействие на кожу. И боль такая же. Только следов внутри не видно — вот она разница. Хотя я и сомневалась, что телесная боль может быть сильнее моральной. А где-то на задворках сознания мелькала мысль: а вдруг? Ты раньше думала, что и больнее, чем когда ждала его быть не может. А теперь знаешь, что сейчас только начало — дальше будет хуже и страшнее. Так взрослеешь. В один день, в несколько часов превращаешься из девочки в женщину, которая знает, что такое предательство и какая следует расплата, если отдаешь всю себя. Как же ты мог?
Что же в итоге изменилось? Почему еще несколько месяцев назад Алексей с какой-то фанатичной убежденностью сказал мне, что не отпустит, даже если я того захочу, а теперь, каждым своим действием давал понять, что более не нужна ему. Конечно, тогда я сама просила его об этом, но рассчитывала, что никогда этого не узнаю: что значит быть для него никем. А теперь с огромной скоростью все шло к моменту, когда он действительно выставит меня вон из своей жизни. Непонятно было только почему? Просто приелась, надоела? Или что-то иное? Верить хотелось во второй вариант, каким бы он не был. Вплоть до того, что весь мир против нашей с ним связи, но только не в то, что просто более не нужна ему.
Глава 15
Когда мертв мозг — человек превращается в живую восковую фигуру. Никаких движений, самостоятельного дыхания или блеска мыслей. Этот факт уже давно известен человечеству. А что бывает, когда умирает душа? Что остается? Тело — как оболочка, чтобы носить по земле. Мозг — для того только, чтобы говорить пустые слова, без эмоций и перемалывать внутри мысли, совершенно примитивные, простые? Так ли это будет со мной? Ведь с каждым часом, моя душа отмирала все больше, уходя так далеко, как это возможно. Она не сгорела в моем горе, не «раскололась на части», просто покидала глупую голову и такое же тело. Это было сродни сумасшествию, но я практически осязала, как рвутся тонкие нити, привязывающие эту эфемерную субстанцию к моему телу. Какой гулкой и огромной становится пустота внутри меня. Только с этими ощущениями приходило истинное понимание моих чувств к Алексею.
Он стал больше чем любовником или любимым, больше чем богом. И не потому что желал поработить мою волю, это было суждено с самого начала. Предрешено до моего или его рождения, что мы встретимся и все что есть во мне — станет его. А если он откинет-то и меня более не будет. По крайней мере такой как прежде. Будет какая-то иная Елизавета, возможно даже «улучшенной версии», но абсолютно точно другая. Но мне этого не хотелось. Кому бы только рассказать, как я этого не хотела, как мечтала не иметь этого понимания. Не осознавать, во что превратился для меня Алексей и кем стала я. А это невозможно, нереально… если в мозг поступил целый пласт информации, трудно «прочитать» только половину, приходится осваивать весь «документ». И там было все обо мне: жалкой, ненужной и глупой девчонке, которая возомнила что ее любят, а он оказался «подлецом» и бросил. Только сложно забыть, что с самого начала я чувствовала, насколько он опасен. А значит, когда приняла все чувства к нему, делала это с открытыми глазами, без обмана. Просто не понимая, насколько глубоким будет омут, в который совершаю свой прыжок. А выплыть не получится, не настолько хорошо плаваю, в водах своего отношения к нему. Да и не хочу. Есть лишь желания утонуть окончательно и бесповоротно, чтобы остаться в неведенье от будущей меня, которая сможет пережить это расставание. Ведь это значит, что мои эмоции, большая их часть будут иссушены, выкинуты прочь из сердца и головы. Ведь это будет значить, что большая часть моих эмоций окажется иссушена, выкинута прочь из головы. Стать такой — значит стать неживой, похожей на робота с заложенной в него программой на жизнь.