Он снова провел пальцами по моей щеке, по шее. Я задрожала — уже не от страха, просто кожа стала неожиданно чувствительной, и каждое его прикосновение словно простреливало маленькой молнией. Жар с горящих ягодиц перетек в низ живота, заливая его тяжестью.
Блад притянул меня за затылок, впился в губы, и мои сами раскрылись, отвечая на поцелуй. Его язык скользнул мне в рот, играя с моим, руки сами обвили его шею. Его ладонь накрыла мою грудь, и я застонала, точно воск плавясь под его прикосновениями. Сорочка поползла вверх, и я не стала сопротивляться — хотелось ощутить его кожу не только ладонями, прильнуть всем телом. Я позволила снять ее, развернуть себя верхом на его коленях. Всхлипнула, когда он прильнул губами к груди, вжимаясь в него там, где наливалась жаром томительная пустота, словно он один мог ее заполнить.
— Паруса! — закричали наверху. И снова, уже громче: — Капитан, паруса!
Блад ругнулся сквозь зубы. Я вздрогнула, заморгала, точно просыпаясь.
— Что там?! — рявкнул он.
От этого рыка я окончательно пришла в себя. Слетела с его колен, подхватывая сорочку непослушными руками. Попыталась надеть ее — запуталась в ткани, словно никогда раньше не одевалась сама.
— Фрегат под флагом Наровля!
Капитан снова выругался — на этот раз в голос.
— Уйти сможем?
— Уйти? — кажется, в голосе того, наверху, послышалось изумление. — Нет, они быстрее.
Блад перевел взгляд на меня, и я пискнула, прикрывшись ворохом ткани, в который превратилась моя одежда. Поднять глаза казалось невозможным. Отец был прав, я просто… просто распутная девка!
Глава 4
— Значит, на перехват! — крикнул Блад, и сверху донесся торжествующий рев.
Мало им сегодня одного боя? Или надеются на добычу, раз уж с нашим кораблем не повезло? Но чем можно поживиться на фрегате? Жалованием офицеров?
— У многих моих людей есть счеты к властям Наровля, как и у меня самого, — пояснил капитан, словно прочитав мои мысли.
Он усмехнулся, глядя как я пытаюсь влезть в сорочку, одновременно не выпуская из рук юбок, которыми прикрывалась. Начал одеваться сам и получалось у него куда быстрее, чем у меня. К тому времени, как он облачился в камзол, я натянула лишь сорочку и одну нижнюю юбку и, мысленно костеря пирата на все лады, безуспешно пыталась сколоть на груди разрезанный корсет. Булавок не хватало — они раскатились по всему полу. Где-то в сундуке у меня была коробочка с запасными, но едва я шагнула к нему, меня снова бесцеремонно схватили за плечо.
— Некогда возиться со всем этим, — сказал Блад.
Прежде, чем я успела возмутиться, он опять сдернул с меня корсет. Булавки зазвенели по полу, я дернулась, не зная, что ловить — то ли их, то ли собственное нижнее белье.
— Брось, говорю, потом соберешь. Стой смирно.
Я замерла — было что-то в его голосе, разом отбившее желание спорить. Пират сунулся в сундук, извлек отрез шелка — роскошного, такой впору только королеве носить. Повторил:
— Стой смирно!
Замотал меня в этот кусок шелка, точно гусеницу, вытащил из моего сжатого кулака пару булавок, что я успела подобрать, подколол край отреза. Оглядел меня критическим взором.
— Сойдет. За мной.
Я засеменила следом — туго обмотанная вокруг бедер ткань не давала шагнуть как следует, юбки, к которым я привыкла, давали куда больше простора. В очередной раз не рассчитав шаг, я пошатнулась, и если бы не рука пирата, шлепнулась бы. Блад ругнулся себе под нос, а потом просто перекинул меня через плечо, точно куль с мукой. Я взвизгнула, заколотила кулаками по его спине.
— Уймись, или снова по мягкому месту прилетит, — рявкнул он.
Я перестала брыкаться, но смолчать не смогла.
— А тебе только повод дай, что ли, руки распустить? Поставь меня, я девушка, а не мешок с навозом!
— Норов у тебя похуже, чем у мешка с навозом будет, — фыркнул Блад, продолжая меня тащить куда-то вниз.
— Ах, ты…
— Придержи язык, — негромко и буднично велел он и что-то такое прозвучало в голосе, что я мигом захлопнула рот.
Я задрала голову, чтобы увидеть хоть что-то, кроме его поясницы. Получилось так себе — кругом стоял полумрак, в котором виднелись человеческие фигуры. Я ждала насмешек, но людям явно было не до меня. Что-то скрипело, что-то стучало, кто-то поминал родственников «ленивого тупицы» и их противоестественные связи, кто-то отчаянно богохульствовал. Я дернулась заткнуть уши, и уронила руки. После всего, что сегодня произошло, едва ли я смогу ощущать себя леди. Кровь прилила к голове, зашумела в ушах, стало трудно дышать, но прежде, чем дурнота превратилась в невыносимую, Блад поставил меня на палубу. Я пошатнулась — от резкой смены положения все закружилось — и упала бы, не придержи капитан меня за талию.
Ждать, пока я восстановлю равновесие, он не стал, скомандовал:
— Голову береги! — И потащил меня вперед, сквозь низкую дверь. Чтобы пройти в нее, даже мне пришлось наклониться, а уж Блад и вовсе согнулся в три погибели.
Здесь было светлее — в дальнем конце помещения сияли два осветительных шара, зачем-то заключенные в сосуды, и судя по тому, как дробился и переливался свет, сосуды эти оказались из хрусталя. Рядом с потемневшим деревом, какими-то бочками и сундуками, прикрепленными к полу, мешками, сваленными вдоль стен, в помещении едва ли в полтора ярда высотой этот хрусталь, сияющий холодным магическим светом, казался особенно неуместен.
Между осветительными шарами виднелась дверь, к которой стояла очередь из полудюжины согбенных мужчин, почему-то сплошь босых. Из двери вынырнул один, держа перед собой несколько медных цилиндров, исчез там, откуда мы пришли, после него за дверь юркнул еще один.
— Устраивайся вот здесь, сокровище мое, — Блад подпихнул меня к груде мешков. — Там шерсть, тебе будет удобно. Можешь даже вздремнуть, если получится.
Остальные грянули хохотом, я вздрогнула.
— Под пушки отлично спится, — произнес кто-то с сильным беркивским акцентом, и я прикусила губу.
В мамином выговоре нет-нет да проскальзывали такие же грассирующие нотки, и, хотя грубый голос моряка вовсе на нее не походил, я вдруг особенно ясно ощутила, что маму больше не увижу.
Нет, нельзя плакать! Я шмыгнула носом и опустилась на мешок. В самом деле тут мягко, и сидеть было бы удобно, кабы не узкая ткань, сковывающая движения.
Пока я возилась, устраиваясь, Блад оглядел собравшихся. Странно, даже сейчас, согнувшись, он выглядел сильным и гордым.
— Если кто девчонку хоть пальцем тронет, останется без руки и без компенсации за увечье. Всем ясно?
— Да, капитан! — рявкнула дюжина глоток, и я подпрыгнула, едва не прошибив головой низкий потолок.
— Куда ты меня привел и зачем? — спросила я, видя, что Блад собирается уходить.
— В самое безопасное место корабля, — ответил он.
Снова раздались смешки, и он добавил:
— Если, конечно, ты не решишь побаловаться здесь огненной магией или пустить молнию.
«Опять издеваешься?» — хотела я спросить, но вовремя прикусила язык — пожалуй, при его подчиненных стоило быть повежливее. То, что Блад простит один на один, он едва ли спустит на людях. Поэтому я лишь сказала:
— Я не способна к стихийной магии.
— Не уверен, — протянул он.
Я — женщина, или он и в этом не уверен? В который раз я прикусила язык, не стоило обсуждать подобные вещи сейчас.
— Крюйт-камера — самое защищенное место корабля. — Блад стал серьезным. — Здесь для тебя безопасней всего, когда наверху идет бой. Сиди тихо, не путайся под ногами, и, когда все закончится, я заберу тебя отсюда. Поняла?
— Да, капитан, — улыбнулась я. — А что такое крюйт-камера?
— Вернусь — расскажу, — пообещал он. — Надеюсь, ты не успеешь по мне заскучать.
Я фыркнула. Вот еще, скучать по нему! Проводив его взглядом, я поудобнее устроилась на мешках, наблюдая как мужчины целеустремленно, точно муравьи, ныряют в дверь и выходят оттуда нагруженными. Любопытство грызло разум. Спросить? Я напомнила себе о печальной участи кошки из поговорки, снова поерзала и решила, что лучше лишний раз о себе не напоминать.