– Ну конечно, дорогая! Пока ты здесь, надо дышать свежим воздухом, и моя неприязнь к верховой езде не должна лишать тебя удовольствия. Здесь все гораздо проще, чем в Лондоне. Дневные прогулки на лошади за городом – очень респектабельное занятие!
– Это... вполне приемлемо, – сказала Виктория, отвлекшись от своих мыслей.
– Отлично, тогда я дам указания повару, а вы пока переоденьтесь. Встретимся на конюшне через тридцать минут Идет?
– Да.
Он вытер рот салфеткой и встал. Поклонившись, Натан покинул комнату, и Виктория глубоко вздохнула. А бриджи действительно, как она и предполагала, были точь-в-точь по его фигуре.
Сидя в кухне на деревянной табуретке, Натан жевал горячий бисквит и смотрел, как кухарка складывала припасы в коричневый кожаный мешок, который он принес из спальни.
Волной нахлынули детские воспоминания, какой, бывало, сидел на этой же табуретке, угощаясь чем-нибудь вкусным и свежим, только что из печки. Детьми Натан и Колин очень любили бывать тут, и не только из-за лакомств. Отец запретил обоим появляться на кухне, что мигом привело к соблазну: все самое интересное теперь находилось именно здесь, и братья не обращали ни малейшего внимания на запрет.
– Прямо как в старые добрые времена, доктор Натан, – сказала кухарка, полная женщина с красным лицом.
Он улыбнулся Гертруде. Уже двадцать пять лет она работала кухаркой в Крестон-Мэноре.
– Я как раз об этом думал, – сказал Натан, принюхиваясь. – М-м, как вкусно пахнет. Лучшее блюдо во всей Англии.
– А как же, конечно! – ответила довольная кухарка. – Вас так долго не было здесь! Но теперь вы снова дома, и я приготовила целый пир для вас и вашей леди.
– Она не моя леди, – ответил Натан, подавляя боль, вызванную собственным ответом, – это просто гостья, которая любит поесть.
– Ах, но ведь это лучший тип женщин, доктор Натан! Те, которые спокойно едят в присутствии других и не смущаются при этом. Я терпеть не могу девушек, капризно отказывающихся от еды, а потом набивающих животы у себя в комнатах. – Она размахивала руками и морщилась. – Фу, они все фальшивые. По тому, как женщина ест, можно все о ней узнать. Вы сказали, у этой леди Виктории отменный аппетит? Все ясно. Она – редкость, берегите ее.
– Ну, она не очень нуждается в этом.
Кухарка с пониманием кивнула:
– Сильный характер, да?
– Очень. И упрямая к тому же.
– О, это прекрасно! Ведь утомительно, когда с вами всегда и во всем безмолвно соглашаются.
– Возможно. Но я был бы рад услышать от нее согласие хотя бы один раз, – пробормотал Натан.
Кухарка засмеялась:
– Что это вы ворчите?
– Потому что она очень настырная!
«И милая, удивительная... очаровательная, желанная!»
Гертруда усмехнулась и покачала головой:
– Поначалу мы с Уильямом так же думали друг о друге и не могли понять, чего же мы хотим, борьбы или поцелуя. Но честно могу сказать, что за двадцать три года совместной жизни нам ни разу не было скучно.
– Очень счастлив за вас, – сказал Натан, потянувшись к полотенцу, чтобы вытереть пальцы. – Но, как я уже говорил, леди Виктория не имеет ко мне отношения, и чем раньше она покинет Корнуолл, тем лучше для меня.
Кухарка пожала плечами, но ее темные глаза выражали полное понимание.
– Вам, конечно, виднее. – Она застегнула сумку и подала ее Натану. – Вот, держите. И пусть к вашему возвращению она совсем опустеет!
Натан поднял сумку и наигранно покачнулся, будто она была очень тяжелая.
– Опустеет? Да тут на неделю!
– Сомневаюсь. От поездок верхом у ребятишек всегда просыпается аппетит.
Ее тон и выражение лица были сплошная невинность, но Натан знал ее достаточно хорошо, чтобы легко разгадать их истинный смысл. Он чуть нахмурился, но кухарка сделала вид, что ничего не заметила.
– Спасибо за еду, – поблагодарил Натан, взвалил сумку на плечо и направился к выходу.
– Всегда пожалуйста, удачного вам дня!
– В этом я сомневаюсь, – процедил он сквозь зубы, уже выйдя наружу, – зато не буду ходить голодным.
Через лужайку Натан направился к конюшням, хмурый и задумчивый. Он был совсем не в духе, что его еще больше раздражало. Он так хорошо и спокойно жил в Литл-Лонгстоуне, а прибыл в Корнуолл – и жизнь перевернулась. Казалось, ему одновременно указывали несколько разных направлений. В голове засел вопрос: разумно ли проводить целый день с Викторией? Но сердце учащенно билось, навязывая свою волю. Натан понимал, что желать от Виктории многого он не вправе, но он хотел ее все сильнее – вопреки здравому смыслу.
Шансы найти драгоценности и восстановить репутацию были ничтожны, но попытаться, считал он, все же стоило. Натану хотелось обратно в Литл-Лонгстоун, но он понимал, что будет скучать по Крестон-Мэнору. Он и не представлял, что море, скалы и пещеры так заденут его, ввергнут в такие воспоминания...
Натан посмотрел в сторону конюшен! К своему удивлению, он увидел Викторию, стоявшую спиной к нему, рядом с загоном для животных. Когда он предложил ей встретиться через тридцать минут у конюшен, ему и в голову не пришло, что она придет не только вовремя, но и раньше. Сердце забилось быстрее – это с ним происходило всякий раз, когда он видел ее.
Виктория повернулась, и он понял, что она борется с Петунией за кусочек белой ткани. Вне сомнений, это был платок Виктории. По собственному опыту Натан знал, кому достанется победа: точно не женщине, пытавшейся отнять несчастный платок у упрямой козы.
Наблюдая за схваткой, он побежал. Натан слышал, как задыхалась от негодования Виктория.
– Опять!.. Только не это! – говорила она сквозь зубы, не желая расставаться с платком, – ты украла письмо, но мой любимый платок ты не получишь! Ну почему ты не ешь колючки, как все нормальные козы!
Натан бросил сумку и ринулся к козе. Увидев хозяина, Петуния отпустила платок и побежала к нему, ожидая, видимо, более вкусного угощения. Платок был спасен, но Виктория, продолжая изо всех сил тянуть его на себя, со всего размаху свалилась на землю, как только коза прекратила борьбу. Девушка испуганно вскрикнула. Натан встал на колено рядом с ней.
– Вы не ушиблись?
Она повернулась. Война с козой стоила Виктории больших усилий – на щеках появился яркий румянец, кожа блестела, шляпка покосилась, и несколько прядей выбилось из прически. Она тяжело дышала, глаза сияли.
– Я победила! – сказала Виктория, подняв руку и сжимая помятый, грязный платок.
Поняв, что на этот раз все обошлось, Натан сказал:
– Не знаю, можно ли считать победителем того, кто сидит в грязи, с растрепанными волосами и покосившейся шляпкой, но раз вы так считаете...
Чтобы видеть Натана, Виктория дунула на свесившуюся прядь волос, но попытка не удалась.
– Не важно, кто сидит на земле, побеждает завладевший флагом. – Она потрясла над головой платком.
– Вы не пострадали?
– Нет, задета только моя гордость. – Она посмотрела на кусочек белой материи, смятый в кулаке. – Но боюсь, что моему платочку сильно досталось.
– А что вы вообще делали?
Она подняла брови:
– А вы не поняли? Пыталась спасти свою собственность от четвероногого грабителя!
– И как же это произошло?
– Она подкралась ко мне! Я кормила хлебом ваших уток, как вдруг почувствовала, что кто-то толкает меня. Оборачиваюсь – ваша коза уже жует мой платок.
– Животное, которое отнюдь не пушинка, просто подкралось к вам, и вы не заметили?
Виктория надменно вскинула голову:
– Да, для своих размеров она поразительно тихая.
– А зачем вы кормили уток? Вам же вроде не нра... как вы называли моих животных? Сельские звери?
– Я не говорила, что мне не нравятся утки. Я сказала, что побаиваюсь животных, которые превосходят меня в весе. Обе ваши утки, если вы заметили, гораздо меньше меня.
– Где вы взяли хлеб?
– В столовой.
– Понятно. То есть вы украли еду из моего дома и пытались подкупить моих уток ворованным угощением, да?
Виктория прикинулась виноватой, но Натан вдруг понял, что она пришла подружиться с его подопечными.