Выбрать главу

Глава 10

В воскресенье вечером, 30 июня

– Похоже, у вас сегодня был трудный день, сэр? – участливо спросил Кеннинг хозяина, поднимаясь следом за ним по лестнице. – Вы пришли позже, чем обычно.

– Все из-за наставлений лорда Истхема по поводу предстоящей домашней вечеринки в Литби-Холле, – проворчал полковник Морелл, вспоминая о том, что среди приглашенных в Литби-Холл было полдюжины наиболее завидных в Англии женихов, которых леди Шарлотта еще не успела отвергнуть. Ничего, этих она тоже отвергнет, поскольку все совершают одну и ту же ошибку: идут к цели напролом, тогда как капризную красавицу следует завоевывать исподволь, так сказать, брать крепость осадой.

Разумеется, Морелл не стал объяснять дядюшке свою стратегию, как не счел нужным упоминать и о том, что единственным, кто всерьез беспокоил его в качестве соперника, был Дариус Карсингтон. Этот проныра тщательно скрывал, что имеет виды на Шарлотту, и к тому же имел преимущество перед полковником, проживая по соседству с Литби-Холлом.

– Начало вечера означает, что ежедневным визитам обеих леди в Бичвуд будет положен конец, – заявил полковник. – Похоже, в армии я отстал от жизни, а потому и представить не мог, что уважаемый джентльмен может позволить жене и незамужней дочери проводить так много времени в доме неженатого мужчины.

– Его светлость всегда предоставлял леди Шарлотте слишком много свободы, – заметил Кеннинг. – А все из-за того, что однажды, когда она заболела, он чуть ее не потерял.

– Ну, это было целых десять лет назад, так что не может служить достаточным оправданием. Будь я на месте лорда Литби, я бы проявил большую осмотрительность.

– Раз уж речь зашла о тех далеких временах, – осторожно сказал Кеннинг, когда они вошли в спальню, – то я кое-что слыхал об этом.

– Вот как?

– На днях я зашел в «Молот и наковальню», – заговорщическим шепотом сообщил Кеннинг.

Полковник знал, что речь шла о таверне в южной части Олтринхема; как и большинство таверн, там можно было узнать любую сплетню.

– Решил промочить горло? – усмехаясь, предположил Морелл.

– Ну что вы! Всего лишь хотел разузнать кое-что для вас, – сказал Кеннинг. – Конюх, который считал, что с ним несправедливо обошлись в доме Литби, нуждался в собеседнике, и я решил войти в его положение.

– Фьюкс?

Слуга кивнул лысой головой.

– Я угостил малого выпивкой, и спиртное развязало ему язык. Тогда-то он и рассказал мне, что с младых ногтей служил семье Литби и все про них знает.

Полковник молча облачился в свой любимый халат и уютно устроился в кресле, после чего Кеннинг, понизив голос, поведал ему все, что удалось выведать у конюха.

Возможно, это были всего лишь грязные сплетни, однако полковник знал, что порой даже маленькая сплетня может дать ключ к разгадке большой истины.

Бичвуд

Утро понедельника, 1 июля

В воскресенье вечером Дариус получил записку, в которой Лиззи сообщала, что ее младший сын, Стивен, захворал, но как только малыш поправится, она вернется к своим обязанностям в Бичвуде.

Разумеется, работы в доме продолжались и без дам Литби, но атмосфера, царившая вокруг, стала совсем другой. Дариус не мог отделаться от ощущения, что все идет как-то не так.

Сначала он решил, будто ему не по себе, оттого что все утро он провел в кабинете, занимаясь счетами и внимательно изучая длинные колонки цифр в графе «расходы», но потом понял, что это вряд ли могло служить удовлетворительным объяснением изменений, из-за которых он не находил себе места.

Так как Карсингтон был человеком недюжинного ума, ему не понадобилось много времени на то, чтобы добраться до истины.

Он без труда вспомнил волшебное превращение, которое произошло с его молочной фермой благодаря Шарлотте, и ее совет задобрить строгую бабушку, подарив ей старинный веер. В конце концов ему стало казаться, что невидимая стена отчуждения между ними постепенно начинает рушиться. Тогда, слушая Шарлотту, Дариус осознал, что она умна, восприимчива, с чувством юмора и хорошей деловой хваткой.

Такой была настоящая леди Шарлотта, и Дариус скучал по ней.

– Это уже совсем нехорошо, – бормотал он себе под нос, уставившись невидящим взглядом в колонки бухгалтерской книги. – Я так не могу…

– Ах ты, паршивый маленький щенок! – послышался чей-то грубый окрик из коридора. – Говорил же я вам, что этот паршивец приносит несчастье! Держи этого сына шлюхи, меченного дьяволом, подальше от нас – иначе я с него шкуру спущу!

Карсингтон бросился к двери.

– Что это за шум? – Он не повысил голоса, потому что в этом не было необходимости: никому из Карсингтонов не требовалось повышать голос для того, чтобы все, мгновенно притихнув, слушали, что он говорит.

Мужчины, находившиеся в коридоре, подняли на него глаза.

– Я слушаю!

Джоуэтт, бригадир плотников, как выяснилось, уже не в первый раз пытался пожаловаться: один из подчиненных уронил ему на ногу молоток, и хотя Пип в это время находился совсем в другом конце дома, плотник во всем винил мальчика со странными глазами.

Он даже отказывался продолжать работать, пока Пип находится на территории усадьбы, и заявил, что не может подвергать опасности своих подчиненных.

Дариуса так и подмывало выгнать болвана, однако он прекрасно понимал, что это только подольет масла в огонь и все станут говорить, что во всем опять виноват Пип, поэтому он велел Джоуэтту вернуться к работе, после чего вызвал в кабинет Тайлера.

Штукатур извинился за причиненное беспокойство, а затем решительно произнес:

– Придется мне все-таки избавиться от парня. Это моя вина, зря я его взял. Он приносит несчастье любому, к кому только приблизится.

Дариус нахмурился:

– Я не собираюсь мириться с глупыми предрассудками, и, кажется, уже говорил об этом.

– Но, сэр, не могу же я запретить людям верить в то, во что они верят?

С этим было трудно спорить. Дариус знал, что предрассудки и суеверия произрастают на почве невежества, а невежество – недуг, трудно поддающийся лечению. Люди, находящиеся под влиянием невежества, глухи к фактам и доводам разума.

– Все равно пока вы не можете избавиться от мальчика. – Дариус забарабанил пальцами по столу. – Он нужен лорду Литби, так как выгуливает его собаку.

А значит, придется действовать при помощи приказаний.

– Но, сэр…

– Я придумаю для него другую работу, а вы позаботьтесь о том, чтобы все поняли: теперь он находится под моей опекой.

Ну вот, этого ему только не хватало! Он сам взвалил на себя еще одну обязанность, а вместе с ней и риск всевозможных осложнений. Но не бросать же ребенка на произвол судьбы!

Карсингтон велел Тайлеру подготовить подробный отчет о том, сколько тот потратил на мальчика, после того как Пип нанялся к нему в ученики. Хотя едва ли количество израсходованных на ребенка денег было столь уж велико, для Дариуса это, тем не менее становилось очередной статьей расходов. Весьма вероятно, что ему вдобавок ко всему придется оплачивать и издержки, необходимые, чтобы уладить юридические формальности с договором о найме в ученики и с работным домом.

Так как Дариус был полным профаном в отношении правового статуса работных домов и сирот, а Бенедикт на этом деле собаку съел, Дариус решил поскорее написать брату; однако перед Тайлером он представил дело так, словно точно знал, что делает, и, подробно расспросив его о Пипе, записал все, что ему удалось узнать:

Имя – Филипп Огден.

Место рождения – Йоркшир, вероятнее всего, Уэст-Райдинг.

Дата рождения – прочерк, так как Тайлер не смог ее припомнить.

Мать – неизвестна. Отец – неизвестен.

Примечание. Предполагается, что оба родителя имеют благородное происхождение.

– По крайней мере все это твердили в один голос, – пояснил Тайлер.

Священник и его супруга, по фамилии Огден, из Шеффилда, графство Йоркшир, умерли около четырех лет назад.

Второй усыновитель – Сэмюел Уэлтон, вдовец, священник из Салфорда, графство Ланкашир, двоюродный брат миссис Огден, умер в декабре 1820 года.