– Я тоже. – Дариус согласно кивнул. – Во всяком случае, по компании надоедливой миссис Бэджли я точно скучать не буду. Но главное не в этом. Родился ли твой ребенок в браке или вне брака, это не должно повлиять на отношение людей к тебе.
– Полагаю, это все же радикальная точка зрения, мистер Карсингтон, – вступил в разговор лорд Литби. – Я не уверен, что будет хорошо, если женщины станут вести себя так же, как мужчины; боюсь, как бы нам тогда не вернуться обратно к варварству.
– Тогда давайте рассматривать мою бабушку как важный фактор облагораживающего воздействия, – предложил Дариус. – И не будем больше фиксировать на этом внимание, дабы избежать ночных кошмаров.
Хотя Дариус сомневался, что Пипу ночью будут сниться кошмары, он все же поднялся на второй этаж, чтобы перед отъездом в Бичвуд пожелать мальчику спокойной ночи.
Когда он вошел, Пип читал книгу в постели. Отложив книгу в сторону, он с серьезным видом посмотрел на Дариуса.
– Все уже перестали плакать? – спросил мальчик.
– Да. – Дариус кивнул. – Теперь они спорят о свадебном обеде.
– А после свадьбы я буду жить в Бичвуде?
– Да. Тебе здесь нравится? Пип огляделся по сторонам.
– Здесь… просторно, очень много слуг и никто не кричит на меня. – Подумав, он добавил: – Но все равно здесь мне как-то не по себе.
– Этот день был очень трудным для тебя, – заметил Дариус. – Не каждый день находишь мать и в придачу – бабушку с дедушкой. Но ты держался молодцом, хвалю.
– Сначала я подумал, что леди Шарлотта шутит. – Пип нахмурился. – И даже не совсем поверил, что я ее сын.
– Ничего, она на тебя не в обиде, – успокоил его Дариус.
Пип немного помолчал, потом мечтательно проговорил:
– Она такая красивая…
– Да, правда.
– Вот я и подумал: раз уж этой леди так хочется называться моей матерью, мне лучше с ней не спорить.
– Разумеется, потому что она на самом деле твоя мать.
– Наверное, да. Но я привык думать, что ее нет в живых, – грустно сказал Пип. – Я, конечно, знал, что моей матерью была благородная леди, но думал, что она умерла. Теперь мне трудно поверить, что она такая красавица. И еще: вы заметили, сколько ленточек у нее на шляпке? Я никогда не видел столько. Интересно, для чего так много ленточек на такой малюсенькой шляпке?
Дариус сразу вспомнил легкомысленную шляпку, которую заметил в руках Шарлотты вдень их первой встречи, и улыбнулся.
– Полагаю, это для красоты, Пип, – спокойно объяснил он.
Сразу же после разговора с леди Литби, полковник Морелл поскакал в Олтринхем, в дом Тайлеров. Старшая девочка тут же доложила ему, что ее отец еще не вернулся с работы, а миссис Тайлер уехала в Манчестер.
– Пип, – требовательно сказал полковник. – Где он? Девочка пожала плечами:
– Ума не приложу, куда он делся. Сегодня он пошел с папой на работу, но так и не вернулся.
Полковник Морелл тут же поскакал обратно и, по дороге встретив Тайлера, спросил его, не видел ли он Пипа.
– Да, когда он отводил собаку в Литби-Холл. То же самое я сказал и мистеру Карсингтону – он тоже спрашивал меня о мальчике. Бьюсь об заклад, что этот негодник сбежал, сэр.
Решив, что Кеннинг сделал то, что ему приказано, полковник наконец успокоился, полагая, что ему удалось-таки спасти леди Шарлотту от бесчестья и от самой себя. Теперь ему оставалось только надеяться, что, воспользовавшись передышкой, Шарлотта поймет всю глупость своего решения и насчет мальчика, и насчет Карсингтона.
Однако спокойствие продлилось недолго – до конца вечера – когда Кеннинг вернулся домой.
– Очень сожалею, сэр, – начал он издалека. – Я обо всем договорился с миссис Тайлер, и она дала мальчику несколько поручений, чтобы в поместье его не хватились раньше времени. Сперва он отвел пса, но потом куда-то исчез. Я искал его везде, но оказалось, что он не покидал территорию Литби-Холла. Не знаю, что на него нашло: то ли он испугался, то ли тут что-то другое. Завтра я непременно еще раз попытаюсь провернуть это дело, сэр.
– Нет. – Полковник Морелл опустил голову и устало прикрыл глаза. – Слишком поздно…
После того как Карсингтон ушел, Шарлотта поднялась в комнату сына. Она уже пожелала ему спокойной ночи и поцеловала его перед сном, но ноги сами снова привели ее к нему.
Хотя свеча была потушена, лунный свет, струящийся из окна, достаточно ярко освещал его милое личико, и Шарлотта, наклонившись над ним, нежно погладила его лоб. Слезинка побежала у нее по щеке, и Шарлотта подумала, что хотя она целых десять лет плакала о своем сыне, наверное, все равно будет еще долго плакать о потерянных без него годах.
Ее слезинка упала на его щеку, и Пип, смахнув ее рукой, проснулся и недоуменно заморгал.
– Извини, родной, – прошептала Шарлотта. – Я не хотела тебя будить.
– Ничего, – сказал мальчик. – Ты только не плачь, пожалуйста. Мистер Карсингтон говорит, что ты очень чувствительная, но ты не кричишь. Хорошо, когда мать на тебя не кричит.
– Значит, ты наконец поверил, что я – твоя мать? – осторожно спросила Шарлотта.
Теперь Пип кивнул, потом пристально посмотрел на нее:
– Я верю, но только скажи: зачем? Зачем ты меня тогда отдала? Почему не захотела оставить себе? Из-за моих глаз?
«Почему?» Именно этого вопроса Шарлотта ожидала, и этого вопроса она боялась. Слово «зачем» жгло ей сердце даже сильнее, чем она предполагала.
Она не знала, как ответить на этот вопрос, но решила попытаться.
– Видишь ли, милый, у девушек не должно быть детей, если они не замужем, – попыталась она объяснить. – Я боялась неприятностей, боялась, что люди разочаруются во мне, будут обижать меня и…
– …и тебе придется много плакать. – Пип кивнул. – Теперь мне все ясно.
– Потом я горько сожалела о том, что отдала тебя, и очень долго болела…
– Главное, ты не умерла. – Пип вздохнул, но тут же постарался улыбнуться. – Я ужасно этому рад.
Шарлотта нежно убрала со лба сына непокорный вихор.
– Я не умерла и к тому времени, когда поправилась, стала горько сожалеть о том, что сделала, но тогда ты уже находился у мистера и миссис Огден. Даже если бы я осмелилась снова забрать тебя, это было бы несправедливо по отношению к ним, потому что они считали тебя своим ребенком и успели горячо полюбить. И все же мне жаль, что я струсила.
Пип помолчал, обдумывая ее слова.
– Не знаю, – наконец сказал он. – Я не помню себя, когда был маленьким. Зато я хорошо помню миссис Уэлтон и ее мужа: с ними мне жилось очень хорошо.
– Зато в работном доме тебе пришлось несладко. – Шарлотта вздохнула.
– Я стараюсь не вспоминать об этом, как будто это был плохой сон.
– С сегодняшнего дня у тебя будут прекрасные сны, – пообещала Шарлотта.
– Я знаю. – Пип откинулся на подушки. – Может быть, тебе лучше тоже притвориться, что все плохое было только сном?
Шарлотта улыбнулась и погладила Пипа по щеке.
– Ты прав, малыш, – тихо проговорила она. – Я попытаюсь.
– Тогда поцелуй меня сейчас и пожелай мне спокойной ночи. – Мальчик улыбнулся счастливой улыбкой. – Мне это очень нравится.
Шарлотта вытерла слезы, рассмеялась и крепко поцеловала сына, легким движением поправив его подушку.
Дариус отправился в имение отца, чтобы пригласить всех своих родственников на свадьбу. Как он и предполагал, все они находились сейчас за городом: в Харгейт-Холле, в Дербишире, кроме Руперта и его жены, которые до сих пор пребывали в Египте вместе с племянником Бенедикта, Перегрином.
Однако чего Дариус не ожидал, так это застать в Харгейт-Холле свою бабушку, которая редко покидала Лондон, где круглый год жили ее друзья. Даже летом бабушка не скучала в Лондоне, зато говорила, что деревня доводит ее до сумасшествия.
Этим летом она все же приехала в Харгейт-Холл. Однако в тот момент, когда Дариус объявил о своей помолвке, ее не было в гостиной; зато там присутствовали его родители и остальные родственники. Весть о предстоящей женитьбе Дариуса они встретили с вытянувшимися лицами, но Дариус как ни в чем не бывало объяснил, почему он собирается связать себя с женщиной, имеющей десятилетнего сына.