– Надо бы имя тебе на местный лад поменять… непривычно… да и неместное оно у тебя, – продолжая наматывать ус на коготь, вещал Васька, задумчиво поглядывая на меня. Я уже чувствовал, что Василий что-то придумал и это явно мне не понравится.
– И что ты предлагаешь?
– ну вот смотри,– весело отозвался кот. – Ты у нас вместо Бабы-Яги, соответственно, ты дед!
– Дед?
– Дед-дед, не перебивай, – махнул лапой кот. – Будешь у нас Дед-Яг, деда Яга,– уже ухохатывался кот.
– Ну тебя, сдам на шаверму, – посмеялся я, помешивая ложкой отвар. Хорошо сидим, атмосферно.
– Ладно, ладно, оставайся как Бабуся-Ягуся, золотая… м-м... не-не, Баба-Яга, та еще карга! В рифму-у-у-у-у-у, – заорал кот. Я лишь закатил глаза.
– Дед-Яг, вечный скряг! Баба-Яга, златовласая мечта – скидка всегда! Баба-Яга, злая карга!– веселился кот.
День, наполненный такими яркими событиями, давал о себе знать, и меня неумолимо тянуло в сон. Зевая в сотый раз и наговорившись вдоволь, решили укладываться. С именем так и не придумали. Сделав в памяти зарубку поразмышлять и вернуться к этому вопросу, я привычно залез на теплую печь. В первую ночь почему-то это казалось невыполнимым. Васька сгреб чашки, закинул все это дело в раковину, довольно шустро вскарабкался на печь и, свернувшись клубком сбоку, мирно засопел. Мне же сон пришел после сотой мысли. Еще немного поворочавшись, я отправился в царство Морфея. Казалось бы, эта ночь не предвещала беды… Ну как не предвещала: не звонила, не писала, не кричала и даже не шептала, дескать, молодец хрен пойми тебя какой, ты не ложись баиньки, не смыкай очей прекрасных, ныне не до сна нам будет.
Лег я с глухой совестью, с чистой мыслью… Даже если эта хибара будет гореть – не встану! За окном жил своей жизнью лес, пели сверчки да кузнечики, где-то ухала сова, шелестела трава, да деревья перешептывались… Васенька дрыгал лапой, развалившись всей своей неподъемной тушей на моем ложе.
Бум-бу-бум-бум-бум-бу-бу-бум!
Я думал этот мерзкий «бум» мне снится, или, по крайней мере, это поезд, на котором я еду домой, поэтому с чистой совестью решил забить, но не тут то было.
Бу-бум! Да что за…
Подскочив, я огляделся… Вроде тихо. И что это было? Кто мне скажет? Смотрю на Ваську – тот и ухом не повел, дрыхнет себе и в ус не дует! С трудом оторвав завистливый взгляд от кота, подавил тяжкий вздох и поплелся глянуть. О да, я бесстрашный… до первой нафантазированной в темноте страшилюги… БУ-БУМ!
Я отскочил на добрых пять метров от такого, Васька подорвался, проморгался и уставился на меня
– Ты че… ты че… это… буянишь-то?
– Не я это.
– Тогда кто?
За дверью что-то упало и зашипело, мы, полуседые, вдвоем с котом пялились на дверь.
– Ва-а-ась, а Ва-а-ась…
– Ась?
– Посмотри, а?
– Сам смотри.
– Ну ты же кот.
– И чо, ешкин врот? Мне тоже не по себе, – дернул ухом Василий.
Бум-бу-бум-бум… Звук все нарастал. Да что за хрень! Я уже хотел храбро возмутиться и пойти убивать злодеев, но передумал. Да-а, минутный порыв… он такой, знаете… Нет, я не трус, но тут мало ли, вдруг не какой-нибудь обычный гопарь.
– Откройте… люди-и-и, – из-за двери раздался мерзкий голос, как скрип несмазанных петель. Не только у Васьки шерсть дыбом встала, у самого волосы на голове зашевелились.
– А вот хрен вам на блюде!
Честно, я пытался, но все же мой истерический ржач раздался на всю избу.
– Васька! Мля-я-я… Ух-ух, ты откуда такое знаешь?
– А… всякое бывало, – смутился кот. Странное существо за дверью притихло и, судя по шороху, видимо, приросло к двери, дабы послушать, что мы делаем. Мы решили не отставать и прислонились к двери с другой стороны, прислушиваюсь к сипению непонятной нежити. То, что это нежить, предположил Вася, причем так обыденно сказав, будто это происходит каждую ночь. Бр-р, ну и глубинка, черт вас побери, выспались, однако.
– Откро-ойте, путнику уста-алому,– от двери мы отлетели как ошпаренные , переглянувшись с котом.
Я уточнил:
– Какой еще такой путник?
– Уста-а-авший
– Жрать, поди, хочешь? - хмыкнул Васька.
– Хочу.
– Ну хоти.
Зажав себе рот, чтобы не заржать, я промычал Ваське:
– Может, хоть еды дадим ему?
– Мне не-емнож-ж-жко.
Васька посмотрел на меня как на умственно отсталого, еще и пальцем у виска покрутил:
– Совсем сдурел? Я еще лично жить хочу, а не становиться поздним ужином, но ты, если хочешь, можешь отковырять чутка от своего мозга, он все равно, походу, у тебя не рабочий. УЖЕ АТРОФИРОВАЛСЯ, – шипел Васька, пуская слюни.
– Что?! Так он нас имел в виду под «еда»?– видимо, от недосыпа я уже совсем перестал соображать.