– Че-его? В каком смысле – сжигать? Кто?
– Как это кто? Святой отец и братва местная, – вдоволь насмотревшись на мои выпученные глаза и отвалившуюся челюсть, кот плюхнулся рядом и продолжил: – Да ты не боись, они каждый месяц так ходят аутодафе устраивать, проповедь бодренько зачитают и будут поджигать. Ну, чего расселся, пошли скорее чай готовить, та-акое представление, хоть скуку разгонят.
Почему-то я такого оптимизма и веселья кота не разделял. Если притащится вся деревня вкупе с попом, вилами, топорами, то как-то совсем не улыбается наблюдать собственную смерть. А если реально сожгут? И я ведь до сих пор как-то не интересовался, что у них здесь с верой, богами и прочим, а то вдруг Средневековье какое, где колдунов и ведьм жгут на каждом углу за милую душу. Покосившись на веселого кота, я, потягиваясь, поднялся. Ладно, посмотрим, свалить всегда успеем. Мы, дети двадцать первого века, принцип «дают – бери, бьют – беги» отлично знаем! Не успели мы с Васькой расположиться перед окном с разной снедью, как притащились местные. Всего я насчитал пятнадцать человек, несколько баб необъятных размеров в аляпистых платьях, нечесаные, бородатые мужики (как я и думал, с вилами) в заляпанных рубахах некогда белого цвета, все подпоясанные, и еще очень повеселили меня мужицкие портки с обвисшими коленями. В середине не спеша волочился дородный мужик с тремя подбородками, маленькими глазками и гладкой лысиной, в серой хламиде, на шее болтался здоровенный крест (интересно золотой?), походу, это и есть святой отец. В руках отче тащил, видимо, местный вариант библии, нежно прижимая к груди. Чинно проследовав до калитки, братия замерла. Судя по обрывкам разговоров, думают, заходить ли дальше в логово супостатово или ну его и лучше за калиткой потусоваться. Я бы предпочел на их месте второй вариант. Самые храбрые рискнули перелезть во двор через изгородь, но не тут-то было. По мнению святого отца, наверное, это выглядело как атака самого дьявола со здоровенными рогами, жаждущими насадить на себя очередную жертву. С нашей же с Васькой стороны была вполне обычная, с довольно мерзким характером коза, бодавшая особо резвых. Сунувшиеся было мужики получили рогами под зад и с воплями ринулись за спину попа, выпихивая его вперед как крайнего. В это время мы с котом хохотали, ухватившись за грозящиеся лопнуть животы.
Протерев лысину от пота белоснежным платком, сплюнув и перекрестившись, отче начал толкать речь.
Кратко выходило так: покажись сила супостатская, зло нечистое, дьявольское отродье, ща убивать тебя будем за грехи твои.
На нечистое мы с Васькой обиделись и хором заявили, что мы почаще них моемся, а сами пусть как вычешут блох да отмоются пусть и приходят, тогда, может, и поговорим. Почему-то такой вариант попа не устроил, брызжа слюной аки святой водой, отче продолжал нас клясть, обвиняя во всех смертных грехах: и скот-то мы травим (у какой-то там матроны давеча корова изволила издохнуть), и болезни нагоняем, да и сами ночами с дьяволом по дворам местным шляемся, добрым людям спать не даем завывая о жратве (тут мы с Васькой, покосившись друг на друга, гаденько захихикали, видимо, послушала та нежить наш совет), а ко всему прочему устраиваем с шайтанами разные обряды в ночи на кладбище, приплясывая на костях уважаемых почивших (якобы какой-то сторож Петрович нас видел, мы с Васькой дружно решили – алкаш местный) и еще энное количество злостных деяний, от которых нет покоя народу честному.
– А вы, уважаемый, слюной-то зазря не брызгайте, вдруг ядовитая, а то у нас там грядочки с зеленью, – выкрикнул довольный кот, закусывая бубликом.
Поп поднапрягся, вытягивая шею, чтобы рассмотреть эти самые грядки (ну а вдруг конопля), бабы тихо охали да вздыхали, мужики, почесывая затылки, предложили расходиться (какая здравая мысль). Один отче стоял на своем
– Вы нас жечь то сегодня будете али нет?– не утерпел я.
– А ты выйди сюда, а то ишь, какая смелая, в избе-то сидеть, – потрясла своим добром(пятого размера)бабень, размахивая кулаком. На тетку шикнули все, включая попа, видимо, испугались, что обижусь и точно выйду. Васька рассказал, что в остальное время деревенские спокойные, только раз в месяц настигает попа белая горячка, и идет он нечисть мерзкую жечь, сам будто чисть. А чтоб не скучно было, тащит братву, местные уже попривыкли.
– Ща выйду! – я было уже поднялся, собираясь выйти и объяснить, как это невежливо обращаться ко мне в женском роде. Заметив это, отче побледнел и попятился. Кривенько усмехнувшись, я плюхнулся обратно.