— Работает. Рада была познакомиться, но мне пора обед готовить, — сказала я, понимая, что разговаривать больше неохота. А ковыряться в огороде тем более.
А чего я ожидала? Понятное дело, что нас будут принимать за мать с сыном. Хотя я его и видела старше.
Внутри поднялась злость. Я сварила кашу псу. Потом сделала суп Тиму, а после этого ушла в квартиру. Мне хотелось забраться под одеяло и просто лежать, отходя от всех нервов. Нужна была передышка, чтоб подумать… Нет, скорее, чтоб ни о чем не думать.
В квартире Рита так и не повесила вещи. Упрямая. Решила развязать со мной войну, но не поняла еще, что я сильный противник. Не хочет вещи вешать, так пусть не вешает. Пусть они гниют. Ее проблемы.
Вытащив из холодильника сухофрукты и орехи, я включила мелодраму и стала следить за переживаниями чужой семьи.
Рита вернулась в шесть вечера. Хмурая, недовольная. Вначале она хотела устроить молчаливую забастовку, но не выдержала.
— Мам, ты серьезно встречаешься с этим парнем?
— А ты имеешь что-то против?
— В твоем возрасте — это не солидно, — без предисловий сказала Рита. — Я понимаю, что ты стараешься запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда, но надо хоть поезд себе по возрасту выбирать. И не надо говорить, что когда я буду на твоем месте, то тебя пойму.
— Я это не буду говорить, — ответила я. — И объяснять ничего не буду.
— Тогда почему ты требуешь этого объяснения с меня? — спросила Рита. — Почему я должна постоянно рассказывать с кем общаюсь, куда еду и когда вернусь домой?
— Потому что ты моя дочь.
— А ты моя мать. И творишь настоящую дичь. Самое противное, что ты говорила… Ты мне обещала, что больше ничего такого не повторится. Что после Игоря ты никого видеть не хочешь. Но прошло всего немного времени, как сразу прыгаешь в койку к какому-то мальчишке. Ему хоть восемнадцать есть? Чего ты глаза отводишь?
Интересно, почему она его не помнила? Он же с нашего двора. Или Рита Тима просто никогда не замечала? А с другой стороны, когда его замечать? У них разница в девять лет. Довольно большой срок для детского возраста. Потом он какое-то время тут не жил. Наверное, поэтому она его и не замечала.
— Мам, ты меня слушаешь?
— Слушаю. Только не понимаю, чего ты хочешь от меня. Чтоб я с тобой сидела? Прислуживала тебе? Ты как-то говорила, что хочешь жить отдельно. Вот и давай проверим, как ты справишься. Я сколько-то дней в неделю буду ночевать у Тима. Ты будешь дома одна. Но при этом я буду здесь появляться. Дам тебе сумму на месяц. Покупай продукты, готовь сама, стирай, а я не буду вмешиваться.
— Это подкуп, — сказала Рита.
— Подкуп. Зато тебя отвлечет, — ответила я. — А то ты почему-то решила ко мне в няньки записаться. Мне няньки не нужны.
— Я не хочу, чтоб ты потом плакала ночами в подушку. Когда он тебя бросит.
— А я и не собираюсь плакать. Это всего лишь развлечение.
Зазвенел телефон. Тим. Отвечать не хотелось, но пришлось. Отмалчиваться не получиться.
— Так, ждешь меня? — спросил он.
— Нет. Розы я подрезала, но потом ушла к себе.
— Почему?
— Потому что хочу сегодня переночевать в квартире, — ответила я.
— Что-то случилось. Ладно. Разберемся. Я через полчаса подъеду.
— Езжай к себе. Нечего ехать ко мне!
— Не спи. Я тебя разбужу, — ответил он. — Целую.
Я посмотрела на телефон. Блин, ну не хотелось мне его видеть. Я хотела отдохнуть. Кино досмотреть. У меня была моя тарелка с орехами. Чай на тумбочки стоял. Но нет. Он же еще приедет и начнет мне на мозг капать. Спорить со мной.
Рита все же пошла заново стирать вещи. Я слышала, как она гремела тарелкой на кухни. В теле была приятная расслабленность. Обогреватель нагрел комнату. Я согрелась и задремала.
— Или проснешься, или я тебя поцелую, — садясь на край кровати, сказал Тим.
— Кто тебя пустил? — зевая, спросила я.
— Рита. Кто же еще? — запихивая в рот горсть орехов, ответил Тим. — Поехали домой.
— Там холодно.
— Печку не топила?
— Не получилось, — ответила я, натягивая на голову одеяло.
— Маруська, пошли домой. Я устал и хочу есть.
— А я хочу спать. У тебя на плитке суп стоит.
— Вот и пойдем его пробовать. Заодно научу тебя печку топить. Вот и заинтересованность появилась. Пошли, — скидывая с меня одеяло, сказал он.
— Не отстанешь?
— Нет. Или ко мне идем, или я тут рядом завалюсь.
— Этого еще не хватало! — возмутилась Рита.
— Вот видишь, девочка против, — сказал Тим. — Поэтому поехали ко мне. Согласна?
Он смотрел на меня с улыбкой, а в глазах что-то опасное, темное, что заставляло соглашаться помимо воли. Я его боялась. Было такое ощущение, что он не показывает себя, пока идет конфетно-букетный период. Как делают люди, которые вначале хотят приручить, а потом, когда жертва будет опутана сетью и обездвижена, вот тогда и проявляется характер человека. Опасность. Но меня эта опасность волновала. Заставляла кровь бежать быстрее. Поднимала в душе задор.
Пока я одевалась, он ждал меня тактично в коридоре. Ритка больше ничего не говорила. Только неодобрительно качала головой. А я? Чего я могла сделать. Мне нравилась эта игра, в которую он меня тянул. Но стоило Тиму пропасть с моих глаз, как возвращалось здравомыслие. Все это должно было продлиться пару месяцев. Вскоре нам надоест играть. И тогда мы перестанем общаться. Пока же можно было подурить.
— Ты так и будешь от меня бегать? — спросил Тим.
— У тебя было холодно. Печка не топилась. Так чего? Предлагаешь мне мерзнуть? Я пошла в квартиру греться.
— Здравое решение, но мне кажется, что ты от меня убежала, — ответил Тим. — Чего случилось? Я же знаю, что тебя чего-то беспокоит.
— Мы слишком нестандартно выглядим.
— Тебя это волнует?
— Смотрится глупо со стороны.
— Тебя это так волнует? — выходя из подъезда, повторил он. — Ты же говорила, что тебя не интересует чужое мнение.
— Не знаю. Не по себе.
— Не по себе, потому что ты обманываешь себя. Они волнуют тебя. Думаешь, что ты сильная дикая тигрица, а на деле домашняя кошка, которой на печке надо лежать и молочко пить. Но кошка глупая. Вместо печки ты пытаешься антилоп ловить.
— Подогнал корабчонку к подъезду?
— Сразу после работы к тебе поехал, — ответил Тим. — Не хочу сегодня без тебя ночевать. Я такой еду домой, думаю, как тебя встречу, а ты от меня сбежала, как последняя электричка.
Он опять запел, путая слова. Машина скользила по грязи, но Тима это не волновало. Он вел машину уверенно, невозмутимо. Странно, что у него было столько уверенности. Или это было напускное? Сегодня меня целый день мучили вопросы. Я все копалась в себе, окружающих и не могла найти ответы. Или я их находила, но не хотела слышать.
Ведь меня не удивило, что стоило нам войти в дом, как Тим на ступеньках прижал меня к стене. Поцеловал, кусая губы. Я чувствовала одну его руку на шее, а другую на щеке. Он не давал отвернуться, прокусывая губу.
— Мне больно, — прошептала я, когда почувствовала вкус крови.
Он не ответил. Лишь стал слизывать кровь с прокусанной губы. Голова кружилась. Ноги подкашивались. Страха я не чувствовала. Лишь подавленность и усталость. Тим опять начал целовать. Это были дикие поцелуи. Я на них не отвечала. Не пыталась бороться, понимая, что это бесполезно. В итоге ноги подвели. Они подкосились. Я села на край ступенек, чем вызвала восторг Тима. Мне этот восторг был непонятен. Но пришло понимание, что если я не отвечу, то он меня не отпустит.
Губы уже болели. Танец языков то сплетался, то разбегался. Дышать было тяжело. Он меня не отпускал. Я уже не понимала, что Тим от меня хочет. Откуда-то появилось возбуждение, которое прошло электрическими импульсами по коже.
— Никогда мне не ври, — прошептал он, начиная целовать щеки, подбородок, шею. — Я же знаю, что ты врешь.
— Нет.
— Врешь, — кусая зубами мою шею.
— Ой!
— Разорву, будешь врать!
— Что ты хочешь услышать? — возмутилась я, но как-то голос получился пискливым.