Сан-антонио
Не спешите с харакири
ОТ АВТОРА
Так, как мне хорошо известно, что большинство моих современников желчны от природы, каждый раз, публикуя очередной Шедевр, я считаю необходимым предупредить читателей, что мои персонажи вымышлены, со всеми вытекающими отсюда последствиями. На сей раз, эта предосторожность кажется излишней: неужели какойнибудь наивный до слез книголюб с размякшими мозгами может предположить, что герои настоящего романа существует в действительности?
Конечно же, от моего потрясающего воображения не смогли ускользнуть исторические и географические аспекты этой истории. Любое сходство с реальными личностями (вплоть до императоров), живыми или мертвыми, является не простым совпадением, а настоящим чудом, рожденным талантом автора.
«Не спешите с харакири» – это здоровенный торт с кремом, которым я запускаю в физиономию читателя хохмы ради.
Надеюсь, что вы найдете крем достаточно свежим и по достоинству оцените мою шутку.
Ваш старина С. – А.
Глава 1
Каждый раз, когда мой кузен Гектор заявлялся к нам домой из Савойи почесать языком после десерта, мы не знали, куда деваться; я смотрел на, него, как фаянсовый кролик на удава, пока моя славная матушка Фелиси мыла посуду. Обычно я старался потихоньку улизнуть, но это вконец выбивало матушку из колеи, и у меня больше не хватало мужества оставлять ее одну в когтистых лапах Гектора.
В то воскресенье Гектор приплелся с букетом хризантем. Возможно, ноябрь навевал на него меланхолию. «Ты собрался на кладбище?» – спросил его я. Он нахмурился, как аккордеон в футляре.
Нужно заметить, что в то утро он и так был кислее, чем бутылка «Ферне-Бранка». До этого он полаялся в своей конторе с шефом. Прямо-таки античная трагедия! Впрочем, судите сами: месье Пинсон, его начальник, попросил Гектора купить в табачном киоске, куда тот собирался за марками, пузырек кашу1 Гектор доблестно выполнил это деликатное поручение, со всей ответственностью и проницательностью, которой всегда гордилась наша семья. Правда, он купил кашу «Безюке», а месье Пинсон употреблял лишь кашу «Ланфуаре», что являлось общеизвестным фактом. Тут-то и разыгралась драма! Пинсон подверг сомнению лучшие внутренние и внешние качества личности Гектора.
Он обозвал его никудышным, никчемным и сексуально неполноценным, не считая некоторых других нелестных эпитетов. Услышав это, Гектор позволил себе невиданную доселе конторскими крысами выходку: он показал своему шефу язык! Представляете себе скандал?! За этим вполне невинным поступком последовал рапорт в вышестоящие инстанции... Письменные выговоры от зава, замзава и зам зама! Месяц экономии на туалетной бумаге! Неприятности и мелкие пакости со стороны льстивых коллег, которые дошли до того, что наставили чернильных пятен на его нарукавниках, чтобы угодить шефу. Придирки со стороны последнего; когда Гектор захотел заменить свою ручку, шеф запретил ему пользоваться автоматической ручкой и пером и всучил ему шариковую, которую Гектор терпеть не мог. Короче говоря, контора превратилась в ад для моего кузена. И вот, в один прекрасный день после обеда Гектор сообщил мне между чашечкой кофе и стаканчиком «Куантро», что всерьез подумывает о том, чтобы поскорее уйти на пенсию.
– Но чем ты собираешься тогда заняться? – обеспокоено спросил я.
Гектор закашлялся, скромно высморкался в платок, почерневший от нюхательного табака, и хнычущим голосом сказал:
– Понимаешь, Антуан, я – неудачник. Мне всегда не везло в жизни. Чего было в ней радостного? Академические пальмы2 во сне? Да уж... Не для того я родился!
– Все так, – попытался успокоить его я. – В этом смысле все люди – неудачники. Я спрашиваю тебя еще раз: что ты будешь делать на пенсии?
– Да что угодно!
– Чем угодно занимаются те, кто ничего не умеет делать!
– Я являюсь чиновником вот уже двадцать три года шесть месяцев и двенадцать дней, – мрачно заметил Гектор, – и что же я умею делать?
Это искреннее самоунижение взволновало меня. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я предложил ему прогуляться.
– Куда идем? – проворчал мой бедный родственник, сморщив свой желтый нос.
У меня возникла мысль, в сущности безобидная, но, как потом оказалось, ставшая причиной многих необычайных приключений.
– Ты знаешь моего бывшего коллегу Пино? – спросил я. – Конечно.
– Он сейчас открыл кафе в Венсенне. Что если мы зайдем повидаться с ним?
Гектор, за неимением жены, посоветовался со своей интуицией, кивнул башкой и вздохнул:
– Я в высшей степени презираю кафе, которые, как знает каждый, представляют собой злачные места, где человек убивает свое время и полностью деградирует... – Вдохни! – остановил я его. – Что?
– Вдохни! Выдавать такие длинные фразы на одном дыхании опасно для здоровья, это приводит к инфаркту!
Он распрямил свои мощные, как нераскрытый зонтик, плечи:
– И все-таки, – продолжил мой высокочтимый кузен, – я не могу сказать, что твой друг Пино внушает мне антипатию, скорее наоборот. Это спокойный, уравновешенный человек, к тому же, у него довольно хорошие манеры для бывшего полицейского.
На этом лестном для Пино замечании мы вышли из дома. Фелиси отказалась пойти с нами, сославшись на домашние хлопоты, в частности, на обезглавленных птиц, которых она должна была приготовить на ужин.
Стояла поздняя мягкая осень: теплое солнышко вяло прогревало верхние, средние и нижние слои атмосферы; со стороны Азорских островов чувствовалось формирование антициклона с выраженным северо-восточным направлением.
Улицы Парижа были почти пусты. Места было столько, что хотелось через каждые десять метров делать остановки, чтобы на припарковываться досыта (люблю игры в досыта)3! Рты метро откровенно зевали от скуки. Грустные месье шли развеяться в кафе, а парочки – в гостиничные номера. У касс кинотеатров застыли хвосты, особенно там, где крутили ленты покруче, чем о сентиментальной любви, которые, впрочем, являются следствием последней. Платаны в скверах, казалось, замерли, как бегуны на старте, а старички на лавочках застыли, как платаны. Нет ничего трагичнее, и ничто не напоминает так о бренности бытия, как послеполуденный воскресный Париж осенью. Ленивый ветерок бесцельно кружил сухие листья.
Гектор, не обронивший до этого ни слова, высунул свой шаловливый язык и почесал им кончик носа. Затем грустно вздохнул:
– Ты видишь, какая кругом тоска, Антуан?
– Yes, Гектор.
– Так вот! Она напоминает мне тоску скромной холостяцкой обители.
Я сочувственно хлопнул его по плечу, отчего он слегка закашлялся, так как его левое легкое пошаливало еще с детства.
– Что-то ты совсем приуныл, Тотор. Пора бы тебе жениться!
Я мысленно постарался представить себе бипед с женской головой, который смог бы ужиться с Гектором.
– Ты забываешь о двух вещах, – заявил он. – Во-первых, мне не нравится, что ты называешь меня Тотором – это вульгарно! Вовторых, я – женоненавистник!
– Женоненавистник из робости! – усмехнулся я.
– Это не совсем так, – поправил меня родич. – У меня было достаточно удобных случаев. Я даже думаю...
На этом месте он поправил узел галстука и пригладил свою прядку демократа-христианина.
– Я даже думаю, что не лишен некоторого шарма. У меня хорошее образование, и я являюсь интересным собеседником, к тому же, да простит меня Господь, многие могли бы позавидовать моему росту. Я высок и строен, как манекен в витрине престижного магазина.
– Лучше бы ты был чуть поменьше манекена, – не сдержался я, – тогда бы тебя с ним никто не спутал!
Произнеся эти слова, я остановил машину перед задрипанным заведеньицем, возглавляемым не менее задрипанным Пинюшем, с названием «Зеленый перепел». В свое время я спрашивал у Пинюша, по какой такой социально-психологической причине он присвоил своему кафе это название.