– Потому что это нитроглицерин!
– Вы уверены?
– Абсолютно. Я не собираюсь вам доказывать это при помощи опыта, но можете поверить мне на слово.
– Что это значит?
Вместо ответа я смотрю на чемодан Фузи Хотьубе. К ручке прикреплены четыре бирки. На одной из них фамилия пассажира, а вот на трех остальных одна и та же надпись крупными буквами «Не кантовать!» на французском, английском и, как я полагаю, на японском.
Я, Сан-Антонио, прекрасно отдаю себе отчет в том, на что способна эта взрывчатка. Фузи Хотьубе запасся ею, чтобы замести следы. Мне представляется это так: в случае авиакатастрофы он хочет быть уверен, что самолет сгорел дотла. Врубаетесь?
От удара взрывчатка сдетонирует, и ищи-свищи! Значит, захаракиренный вез с собой что-то настолько важное, что ему не хотелось, чтобы это было обнаружено даже после его смерти. Я продолжаю свою маленькую гимнастику для мозгов под пристальным взглядом командира экипажа. Итак, эта экстраординарная мера была принята, и тем не менее он сделал себе харакири, не взорвав самолет. Почему? А потому, что он подумал, что все стало известно. Но что все? Вот в чем вопрос! Следовательно, сам факт раскрытия тайны меняет ход дела.
– Этот человек наверняка был сумасшедшим, – говорю я Лохоямападмото с целью удовлетворить его любопытство.
– Хорошо бы, командир, поскорее избавиться от этой взрывчатки!
– Закройте флакон, я немедленно займусь этим.
Я подхожу к иллюминатору и смотрю вниз. Мы пролетаем над бескрайней равниной.
– Эту штуковину опасно бросать на землю. Нужно дождаться, когда мы будем пролетать над морем... Командир качает головой.
– Это не имеет значения, – говорит он, осторожно забирая у меня флакон, – мы пролетаем над Китаем...
Я слегка озадачен. Но, в конце концов, так как под нами рисовые поля...
Я возвращаюсь на свое место. Тайна становится все более непроницаемой.
Глава 5
– У японских таможенников втрое расширяется разрез глаз, когда мы проходим мимо них с небритыми физиономиями, руками и цветом лица более свинцовым, чем гроб посла, погибшего за границей при исполнении служебных обязанностей. Один из них – сухарик желтый, как перезревший стручок фасоли, – спрашивает нас на скрипучем французском, почему у нас нет багажа. Я объясняю ему, что с нами случился облом прямо перед вылетом фанеры из Парижа. Наше такси перевернулось. Вещи находились в багажнике, замок которого заклинило, и т.д. и т.п.
В конце концов, мы выбираемся из аэропорта и садимся в тачку. Ее шофер – старый бонза, который мог бы вполне сойти за китайца, если бы не был японцем. Я прошу его довезти нас до токийского Галери Лафайет12 Он не сечет по-французски, но сносно болтает по-английски, благодаря чему мы находим взаимопонимание.
Берю угрюмо пасет по сторонам.
– Я думал, что Япония похожа на доску для игры в лото, – говорит он – А здесь здорово смахивает на Асньер13 ты не находишь?
– Отнюдь. Здесь ведь домики из картона, Толстяк.
– Значит, на картонный Асньер! – поправляется Берюрье. – Обалдеть, сколько здесь народа! Наверняка, их не было всех в Хиросиме в тот день, когда америкашки фуганули на нее фотку с Ритой Хаворт!
Он ржет над своей шуткой и спрашивает:
– Что ты забыл в универмаге?
– Купить для тебя шмотки. Или ты хочешь вести следствие в домашних тапках и мексиканской шляпе, не говоря уж о подтяжках и штанцах с рецептом!
– Ладно уж, коли так, я хочу, чтобы ты купил мне лапсердак из белой фланели. Давно мечтаю о таком!
– Но зато пиджак об этом не мечтает! Белый цвет и ты – абсолютно несовместимы!
Мы нарисовываемся в огромном здании типа «островерха» с лорранским суперпокатым крестом в форме изящной свастики наоборот высотой в три этажа.
Здесь продается всЕ: цветки лотоса в упаковке, реактивные самолеты, оптические угольники, мотокультиваторы, сургуч, морские и заморские черепахи (с золотым ключиком), вертлюжные гаки и униформы цвета хаки, кастаньеты, короткошерстные белые слоны, сафьяны и бананы, вспомогательные механизмы, принцы консорты, лавины, автострады, ключи зажигания, стручки, кратеры, катеры, экскаваторы, котлованы, фиорды, средневековые женские головные уборы, лиманды, меморандумы, филармонические оркестры, байдерки,нижние этажи, стойла, алтари, оборотни, секаторы, раввины, томагавки, тонзуры, губаны, кабаны, барабаны, гоночные ваньки-встаньки, консервированные вечерние сумерки, говорящие колибри, онагры, подагры, унции, пункции, общие функции, омары, американцы, радиоактивность, Хиросима-любовь моя, гранулы, фактотумы, квотумы, лицевые углы, изнаночные петли, газовые счетчики, лудильщики и безработные лудильщики, дисковые тормоза, временные правительства, средства самозащиты от рога носорога, рога для врага, цветы мимозы, шипы розы, пистолеты, конфеты, рупии, гупии, статьи из «Фигаро» со скидкой, индийские сатьи с накидкой, туалетная бумага, миски, виски, бараньи ребра, макет ребра Адама, вогнутые линзы, разогнутые дужки, оболочки для сосисок, Бакинская нефть, кубинская сеть, микадо, картины из «Прадо», ожерелья из жемчуга, жемчужины культуры, «Жем-Чук-Гек» в переводе на японский, ножи для харакири и шмотки, способные вместить в себя Берю.
И вот он примеряет свой вожделенный белый пиджак. Глядя на него, можно подумать, что это первый причастник или свежеиспеченный вдовец в негативе. Он весь светится под лучами страны восходящего солнца! Мы расплачиваемся за чемоданы и за белье, чтобы после этого спокойно отправиться в гостиницу, не рассказывая там баек о полной приключений нашей замечательной жизни.
Уж я-то могу себе позволить купить для нас такие штучки! Нука, ребята, между нами и волосом на бифштексе, сколько раз вам приходилось видеть меня, бросающегося раскручивать новое дело даже без зубной электрошЕтки в кармане, а? Вспомните: Конго, Шотландия... и т.д. А начинать нужно всегда с покупки чемодана, чтобы придать себе респектабельный вид. Ведь стэндинг – это прежде всего ваш фасад. Клевая липич, бобочка из кокона с лейблом «Path», шекель из свиной кожи – и вы король! Но попробуй появиться в мятых шкарах – и ты уже – баклан и труболет!
Мы нарисовываемся в супер-отеле «Фу-тца-на» хоть и небритыми, не в остальном – при полном параде. Это впечатляющий билдинг с горячей водой, где надо, и лифтером в униформе лифтера. Отель возвышается посередине огромного японского сада во французском стиле.
Мы снимаем две роскошные комнаты с видом в окно, туалетом с туалетной бумагой, обработанной серной кислотой, кроватями из колотого бамбука со спиннинговыми катушками и т.д. Полный отвал! Устроившись и побрившись, мы решаем пойти метануть, так как Толстяк уже рыдает от голода.
Прямо в этом дворце есть люксовый ресторан, где можно познакомиться с японской кухней. Берю спрашивает, есть ли у них фаршированные лапы аллигатора, но ему отвечают, что блюдо дня – «крылышки стрекоз под соусом из каперса». Он желает отведать. Еще мы заказываем печень ловчего, комара, почки копченой саранчи и сердцевинки водяных лилий в томате.
Японская кухня содержит одну особенность, заключающуюся в том, что вы должны сами приложить руку к приготовлению пищи. На каждом столике есть маленькая печка, которую гарсон зажигает в начале обслуживания, а затем вы сами разбираетесь со своей хрумкой. Прямо как у себя дома! Как сказал бы мой друг Фернан Раймон, «вам остается лишь спросить себя, зачем вы пришли в ресторан». Однако этот «инициативный аспект» приходится Берю по душе. Он радуется, как ребенок. Игра в обед – его слабость. Официант спрашивает, что мы будем пить. Берю останавливает свой выбор на рисовой водке. Нам приносят графин, с которым Берю расправляется в два счета.