Я засмеялся, а Мика продолжал:
– Знаешь, что он однажды сделал, когда мы в Германии были?
– И представить себе не могу, – весело ответил я.
– Я ему сказал, что в общественном транспорте зайцем лучше не ездить – если поймают, будет огромный штраф. Он устроил настоящую охоту на контролёров! Целыми днями ездил на электричке, ещё и меня с собой таскал. Мы потратили кучу денег на билеты. И он их дождался! Контролёров. Они вошли в вагон, и тут этот балгабаг[4] бросился бежать! Они, разумеется, за ним! А электричка – она же длинная! Бежит Ниязи, за ним бегут контролёры, а за ними бегу я. И когда электричка кончилась и они его припёрли к стене и, значит, торжествуют, что поймали и сейчас хорошенько его поимеют, что делает этот Ниязи?
– Что же делает Ниязи?
– Торжественно предъявляет им свой билет!
В очередной раз меня разобрал смех:
– Ой, блин, ну и ну! И что они сказали?
– А что они могли сказать? Человек захотел пробежаться и пробежался. Он не нарушал закон, и вообще… Ты понял, да? Он весь такой. Совсем башдан хараб![5]
– А по-моему, это была очень удачная шутка, – возразил я, внезапно проникнувшись к Ниязи тёплыми чувствами. – А откуда ты его, кстати, знаешь?
– Это мы в Кёльне на рейве познакомились. Представь – огромное помещение, старый завод или склад, не помню, там куча обкуренных фриков с разноцветными волосами, вся эта толпа прыгает под музыку, а этот гагаш[6] стоит в самом центре вот этого басабаса[7] и не двигается. Я его заметил, удивился, он вообще не вписывался. А он это… как будто почувствовал, что я на него смотрю. Повернулся и уставился на меня в ответ. Мне не по себе стало, а он подошёл и сразу со мной по-азербайджански заговорил. Сказал, что сразу по моему виду просёк, что я из Баку, и что он тоже. Странное совпадение. И как-то мы так начали общаться. Правда, после Германии я его не видел. И хорошо, что не видел. Честно, меня в нём что-то напрягает.
– Да нормальный мужик, что ты?
– Может быть, – кисло ответил Мика. – Ня ися[8] за Сайкой смотри.
Я поглядел на неё. Гладенькая и обтекаемая, как дельфин, она плескалась на мелководье, зазывая нас в море. Ниязи стащил с себя одежду, обнажив чрезвычайно волосатое тощее тело в каких-то ситцевых трусах, и шумно вбежал в воду, поднимая фонтаны брызг. Море в темноте показалось мне совсем не таким весёлым и приветливым, как при свете солнца. Стало заметно прохладнее, южный ветер улёгся, заколдованный инжировым обрядом, а с севера то и дело налетали порывы холодного воздуха. Я осторожно попробовал воду ногой, и она показалась мне неправдоподобно ледяной. Даже если бы сейчас ударил сорокаградусный мороз, море всё равно не успело бы отдать так быстро накопленное за день тепло. Остальные ничего и не заметили. Зависть распирала меня, когда я наблюдал за их весельем в воде. После нескольких неудачных попыток присоединиться к ним я, весь покрытый гусиной кожей, позорно замотался в полотенце и сел на колючий, как толчёное стекло, песок. Взял Сайкин айфон и от нечего делать влез в свой Facebook. Накануне я отправил запросы некоторым своим френдам, чтобы они лайкнули страничку нашей группы Death and Resurrection. Друзей было человек сорок. Только трое меня поддержали, и то, подозреваю, потому что были поклонниками Сайки, и поклонялись они отнюдь не её голосу.
Айфон полетел на песок. Я, конечно, не ожидал, что в нашей стране жанр музыки, которую мы исполняем, будет пользоваться бешеной популярностью, и приглашений в качестве музыкантов на свадьбы я не ждал. Но некоторые могли бы лайкнуть мою страницу хотя бы из вежливости, чтобы поддержать нас. Друзья-призраки, они добавились ко мне сами – для того чтобы больше никак не проявить себя, повиснуть мёртвым грузом в моём френдлисте да периодически украшать мою ленту новостей перепостами фотографий и видео драк в автобусах, расстрелянных собак и поражённых гангреной конечностей, под которыми можно вдоволь покудахтать о том, куда катится человечество. Уже десятки тысяч лет катится, с тех пор как появилось.
Один из распространённых типажей пользователя социальных сетей – Злобный Комментатор. Персонаж, ужаленный в самую нежную попу своей души. Эти люди, по моему глубокому убеждению, не понаслышке знают, что такое амок [9] . Он овладевает ими всякий раз, когда они сталкиваются в интернете с уникальной и беспрецедентной, как им кажется, несправедливостью. Они начинают проклинать, угрожать, порицать и позорить провинившихся ещё до того, как вникнут в суть ситуации. Хотя до вникания дело обычно и не доходит. Отплевавшись отведённой природой им на один раз порцией яда, они успокаиваются и пожинают плоды лайков и одобрительных комментариев других, так сказать, бета-комментаторов. Они искренне пытаются установить мнимую сетевую справедливость, извергая из себя потоки желчи по любому вопросу – от политики и религии до внешности местных «звёзд» шоу-бизнеса, но на самом деле они лишь множат ненависть. Они – фанаты смертной казни и самосуда. Живя в своём особом, двухмерном мире, где вещи не имеют объёма, а предметы для каждого его обитателя выглядят исключительно как точки или отрезки, неистовые сеятели Своего Мнения судят других за чувства, которых сами никогда не испытывали, за поступки, на которые сами никогда бы не отважились. Как напуганные осьминоги, они изрыгают чернильное пятно гнева и осуждения, когда происходит нечто, выходящее за грань их разумения. Взять хотя бы недавнюю историю: юноша зарезал любимую девушку за то, что она по велению родителей собралась выйти замуж за своего двоюродного брата. В каком пароксизме морализаторства билась вся интернет-биомасса! Событие, ничем, по сути, не примечательное, не осветили только слепые и мёртвые, и обсуждение новости вылилось чуть ли не в гражданскую войну. Адепты «менталитета» и «традиций», серые, некрасивые, забитые существа, которые, услышав слово «секс», испуганно, словно десятилетки, хихикают, оглядываясь на стоящего за ними с кошкой-девятихвосткой Бога – эти осудили распутную девку, имевшую наглость делать маникюр и встречаться с парнем до замужества. Убита – так ей! Сама виновата! Будет для других уроком! Воины света и просвещения – те, что выглядят разнообразно и даже могут позволить себе ругаться матом, если захотят, – они кричали об ущемлении прав женщин, о низменных инстинктах проклятого убийцы, о деспотичных родителях и близкородственных браках. И столкнулись два войска в сече клавиатурной, и много нервных клеток полегло в битве той, и много личностей было оскорблено. И не нашёлся ни один герой, который примирил бы врагов, сказав им: «О чём вы спорите? Эта история стара, как мир! Разбитое сердце, кинжалом пронзённая неверная возлюбленная. Когда вы читаете об этом в книгах, вы восхищаетесь – ах, какая любовь, какие страсти! Почему же, когда такие страсти происходят с вашим соседом, вы не завидуете (Вот бы меня кто-нибудь так смертельно любил!), а осуждаете и препарируете эту трагичную, в лучших традициях Шекспира и Проспера Мериме, историю, как в анатомическом театре?» Нет, никто этого не сказал – нормальным людям недосуг лезть в скопище сознательных граждан-комментаторов. Человек определённого психического склада может получить некоторое извращённое удовольствие, перечитывая комментарии этих фурий, а больше они ни на что не годятся.